Комета Свифта-Туттля возвращается
14 августа 2126 года
109P/Swift–Tuttle - комета с периодом 135 лет.
Её открыли два астронома - Льюис Свифт и Хорас Туттль в 1862 году.
Она также пролетала мимо нас в декабре 1992 года.
Это её последний полёт, ведь траектория проходит через ядро планеты Земля.
Земляне имеют возможность утилизировать опасное небесное тело благодаря новейшим технологиям.
Но этого не произойдёт, так как у НАСА появился новый план:
ЗАХВАТИТЬ КОМЕТУ И УСТАНОВИТЬ ЕЁ НА ОРБИТУ ПЛАНЕТЫ ЗЕМЛЯ
Это позволит добывать с нового спутника полезные ресурсы.
Не пропустите главное историческое событие двадцать второго века!
Одним движением руки – приобретите билет в первый ряд:
- Аренда звездолёта (5-50 млн. долларов за неделю)
- Станция-отель класса «Иллюминат» (2-20 млн. долларов за неделю)
- Станция-ресторан с VIP-номерами (1-10 млн. долларов за неделю)
- Туристический шаттл (от 2 тысяч до 1 млн. долларов за недельное турне)
Когда ваши дети и внуки спросят вас
«А где ты был, когда комете меняли траекторию?»
Вам найдётся, что рассказать?
«А где ты был, когда комете меняли траекторию?»
Вам найдётся, что рассказать?
1.
Верн отмахнулся от назойливой рекламной таблички. Шурша миниатюрными турбинами, она упорхнула дальше вдоль плотной толпы прохожих, растянувшейся по Гранд Авеню. Кто-то из людей поманил её и, когда она подлетела, переключил с рекламы на сводку погоды: мало кого интересовали дорогостоящие корабли и вид на комету из открытого космоса. Верн улыбнулся, задрав голову и уставившись в небо. Никто из толпы больше не глядел вверх на тяжёлый смог и почерневшие от копоти небоскрёбы, исчезающие в зловещем облаке. Но сегодня у лётчика было слишком хорошее настроение, он не замечал ничего плохого, лишь всматривался в дома и людей, запоминая всё, за что может зацепиться взгляд. Ведь ему предстояло в ближайшее время покинуть планету на долгие годы.
Мобильная платформа тротуара медленно несла людей, клонов и киборгов к центру города. За бронированным стеклом мимо проносились автомобили – с такой скоростью, что невозможно было разобрать марки. Над головами с гудением проплывали воздушные авто на водородном топливе. Чуть выше, наполовину прячась в пелене смога, ползли гигантские дирижабли, распылители кислорода и рекламные щиты. Дальше – только самолёты и космические корабли.
Большинство горожан беспрерывно говорили по коммуникаторам, встроенным в уши и губы, многие надевали нет-очки, погружаясь в терабайты видео, фотографий и текстовой информации. Почти все люди носили респираторы или маски-противогазы, часто стилизованные под стиль одежды: их тоже затрагивал последний писк моды. Иногда среди прохожих можно было увидеть роботов, которые понемногу внедрялись в жизнь людей: в основном, они работали курьерами – доставляли что-нибудь из одного места в другое; здесь, в столице, они встречались особенно часто. Разносчики пиццы и других товаров, переносчики цифровых данных, дипломатические послы – многие с настоящими человеческими лицами. На самом деле отличить их от остальных было очень просто: они не тараторили без умолку по коммуникаторам.
Вернер не сильно выделялся из толпы. Он носил тёмный плащ, скрывавший парадно-выходную военную форму, и скромный респиратор, без изысков. Только фуражка со значком младшего лейтенанта выдавала его принадлежность к армии.
Мочка уха мягко завибрировала, Верн надавил на неё, принимая звонок. Искусственный женский тембр донёс: «Мама».
Он стоял в одном маленьком шаге от своей мечты. Что там будет и как там будет – Верн ещё слабо представлял, но мечта сбывалась, а это главное.
Он позвонил отцу и впервые за многие годы, со смерти Пита, услышал радость в его басе:
Видимо, отец подумал о том же, поэтому сказал более строго и почти шёпотом:
С одной стороны тротуара пролегала автомобильная дорога, с другой – протянулись яркие витрины магазинов и тёмные арки, ведущие внутрь жилых дворов. Под стенами зданий на низких парапетах, скамейках и раскладных креслах сидели попрошайки. «Подайте на пропитание», «Помогите инвалиду», «Я не ел три дня», «Неужели монету жалко?» - гласили электронные планшеты в их руках. Некоторые вымогатели даже не удосуживались прикидываться бедняками – одеты были достойно и разговаривали по встроенным в уши коммуникаторам. Перед каждым нуждающимся высилось простенькое приёмное устройство для карточек. За день возле них проходило столько народа, что имелся очень большой шанс получить «монетку» из жалости. При нынешней экономике и перенаселении планеты на подаяниях можно было неплохо зарабатывать.
Несмотря на то, что Верн считал попрошаек ленивцами и слабаками, сегодня он остановился у нескольких аппаратов, чтобы отчислить довольно солидное количество кредитов с карточки. Всё равно деньги ему были уже не нужны. Неудивительно, что некоторые «бедняки» не благодарили его, не обращали даже внимания на экраны аппаратов, поглощённые разговорами или чем-то более интересным. Вымогатели в конец обнаглели.
Но лишняя карма суеверному лётчику не помешает.
Когда карточка практически опустела, парень вернулся к потоку людей. Волна подхватила его и понесла вперёд, к многоэтажным тоннелям с подвижными дорожками-эскалаторами, которые разделяли толпу на ручейки – одних несло в деловой центр, других дальше в Старый Город.
Закрапал дождь, Верн поднял воротник. Над толпой распустились разноцветные бутоны зонтов. Казалось, серые улицы Лондона радовались дождю.
Верн отмахнулся от назойливой рекламной таблички. Шурша миниатюрными турбинами, она упорхнула дальше вдоль плотной толпы прохожих, растянувшейся по Гранд Авеню. Кто-то из людей поманил её и, когда она подлетела, переключил с рекламы на сводку погоды: мало кого интересовали дорогостоящие корабли и вид на комету из открытого космоса. Верн улыбнулся, задрав голову и уставившись в небо. Никто из толпы больше не глядел вверх на тяжёлый смог и почерневшие от копоти небоскрёбы, исчезающие в зловещем облаке. Но сегодня у лётчика было слишком хорошее настроение, он не замечал ничего плохого, лишь всматривался в дома и людей, запоминая всё, за что может зацепиться взгляд. Ведь ему предстояло в ближайшее время покинуть планету на долгие годы.
Мобильная платформа тротуара медленно несла людей, клонов и киборгов к центру города. За бронированным стеклом мимо проносились автомобили – с такой скоростью, что невозможно было разобрать марки. Над головами с гудением проплывали воздушные авто на водородном топливе. Чуть выше, наполовину прячась в пелене смога, ползли гигантские дирижабли, распылители кислорода и рекламные щиты. Дальше – только самолёты и космические корабли.
Большинство горожан беспрерывно говорили по коммуникаторам, встроенным в уши и губы, многие надевали нет-очки, погружаясь в терабайты видео, фотографий и текстовой информации. Почти все люди носили респираторы или маски-противогазы, часто стилизованные под стиль одежды: их тоже затрагивал последний писк моды. Иногда среди прохожих можно было увидеть роботов, которые понемногу внедрялись в жизнь людей: в основном, они работали курьерами – доставляли что-нибудь из одного места в другое; здесь, в столице, они встречались особенно часто. Разносчики пиццы и других товаров, переносчики цифровых данных, дипломатические послы – многие с настоящими человеческими лицами. На самом деле отличить их от остальных было очень просто: они не тараторили без умолку по коммуникаторам.
Вернер не сильно выделялся из толпы. Он носил тёмный плащ, скрывавший парадно-выходную военную форму, и скромный респиратор, без изысков. Только фуражка со значком младшего лейтенанта выдавала его принадлежность к армии.
Мочка уха мягко завибрировала, Верн надавил на неё, принимая звонок. Искусственный женский тембр донёс: «Мама».
- Привет, я уже в Лондоне, долетел нормально.
- Ну привет, всё хорошо? – Волнения в её голосе, как обычно, не ощущалось. Только сухость и апатия. Верн давно бросил попытки отговорить мать от различных обезболивающих и антидепрессантов, слезть с которых для неё было уже смертельно опасно. – Друзей своих встретил?
- Нет ещё, иду к ним. Как там папа?
- Напиться решил, нашёл повод, – сказала она с едва уловимой эмоцией, которую Верн расценил за усмешку. – Отправил тебя и сразу прямиком в бар. Потом откачивай его целый день.
- Ты за ним присматривай. Я ещё позвоню перед отлётом.
- Ну добро. – Перед тем, как она положила трубку, Верну показалось, что её голос сорвался на последнем слоге. Всё-таки тяжело мать воспринимала разлуку с единственным сыном, теперь это было заметнее, чем в день, когда он впервые поставил её перед фактом. Ни печали, ни радости он тогда не добился: она лишь вяло кивнула, продолжая покачиваться в кресле на веранде, глядя на прохладный апрельский лес.
Он стоял в одном маленьком шаге от своей мечты. Что там будет и как там будет – Верн ещё слабо представлял, но мечта сбывалась, а это главное.
Он позвонил отцу и впервые за многие годы, со смерти Пита, услышал радость в его басе:
- А вот и сын мой! – воскликнул Андорес старший. – Как долетел?
- Всё хорошо, уже в центре Лондона, ищу товарищей. А ты там как?
- Как погодка в Лондоне? Дождливо, как всегда?
- Нет, довольно погожий денёк, - улыбнулся Верн, вновь посмотрев на низкое и чёрное, как ночь, облако, в котором утопали небоскрёбы. – А ты всё пьёшь?
- Всё пью, сегодня же повод есть! – весело воскликнул отец, явно работая на публику. – Сын улетает с Земли, как тут не напиться?
- Ты помнишь, что тебе сказала врач? Тебе нельзя так налегать на алкоголь.
- Вернер, тебя мать послала мне лекции читать? Угомонись.
- Нет, папа. Я просто волнуюсь за тебя. И за маму волнуюсь. Она сейчас одна в доме с таблетками, ты ведь знаешь её. Не надо было её оставлять…
- Ничего с ней не будет, – пробурчал старший Андорес. – За ней Хайви присмотрит.
- Хайви – робот. Он глупый.
Видимо, отец подумал о том же, поэтому сказал более строго и почти шёпотом:
- Не волнуйся. Нам ведь сказали, что это был единичный случай. А я допоздна засиживаться не буду.
- Обещаешь?
- Обещаю.
- Хорошо.
- Набери меня перед отлётом. И мать набери, она волнуется.
- Ладно.
С одной стороны тротуара пролегала автомобильная дорога, с другой – протянулись яркие витрины магазинов и тёмные арки, ведущие внутрь жилых дворов. Под стенами зданий на низких парапетах, скамейках и раскладных креслах сидели попрошайки. «Подайте на пропитание», «Помогите инвалиду», «Я не ел три дня», «Неужели монету жалко?» - гласили электронные планшеты в их руках. Некоторые вымогатели даже не удосуживались прикидываться бедняками – одеты были достойно и разговаривали по встроенным в уши коммуникаторам. Перед каждым нуждающимся высилось простенькое приёмное устройство для карточек. За день возле них проходило столько народа, что имелся очень большой шанс получить «монетку» из жалости. При нынешней экономике и перенаселении планеты на подаяниях можно было неплохо зарабатывать.
Несмотря на то, что Верн считал попрошаек ленивцами и слабаками, сегодня он остановился у нескольких аппаратов, чтобы отчислить довольно солидное количество кредитов с карточки. Всё равно деньги ему были уже не нужны. Неудивительно, что некоторые «бедняки» не благодарили его, не обращали даже внимания на экраны аппаратов, поглощённые разговорами или чем-то более интересным. Вымогатели в конец обнаглели.
Но лишняя карма суеверному лётчику не помешает.
Когда карточка практически опустела, парень вернулся к потоку людей. Волна подхватила его и понесла вперёд, к многоэтажным тоннелям с подвижными дорожками-эскалаторами, которые разделяли толпу на ручейки – одних несло в деловой центр, других дальше в Старый Город.
Закрапал дождь, Верн поднял воротник. Над толпой распустились разноцветные бутоны зонтов. Казалось, серые улицы Лондона радовались дождю.
2.
В вагоне никого кроме них не было; количество приезжих в этот будний день не перевалило за десяток. Звуконепроницаемые стены с трудом сдерживали наружный вой. Иногда раздавался компьютерный голос, оповещающий пассажиров о количестве пройденных и оставшихся миль, о температуре за окнами, о том, что можно и что нельзя делать в поездах НАСА, и почему стоит подписываться на информационные порталы компании. Несмотря на мнимую идеальную чистоту и порядок в светлом комфортном вагоне, в воздухе витали пылинки, растерявшиеся от перепадов гравитации и ускорения, а также пахло чем-то завалявшимся и гниющим. Быть может, какой-нибудь экзотический фрукт, который по случайности уронили при предыдущей поездке гости с Земли, а роботы-уборщики, несмотря на искусственные органы обоняния, не различили запах из-за отсутствия такового в базе памяти.
– Чёрт, - выдавил он севшим голосом.
«У нас ведь всё было хорошо, - думал Рэйво, натужно улыбаясь. – Мы ни в чём не нуждались, Генри. Но тебе потребовалась эта молекулярная биология и ботаника, и ты бросил всё. Теперь черномазые заполонили весь район. О, я видел, я всё видел. Я ведь там остался и жил, никуда не уехал. Каких-то проклятых шесть лет – и всё стало по-другому. Я из квартиры теперь не выхожу – отмороженные ниггеры на каждом углу со своими самонаводящимися стволами – а ты сюда, подумать только, дальше хреновой Луны забрался. Вы посмотрите на это личико: чистое, гладкое, как попка младенца. Загорелый, любитель долбанных соляриев. Бритый, стриженный, ряженный. На бабу похож стал, ей-богу! Наверное, волосы в носу стрижёт. Как пить дать стрижёт!»
Рэйво сделал тягу. Лицо, скрываемое копнами тёмных волос, озарилось багровым светом: чересчур густые брови и слишком посеревшая иссохшая кожа для его лет, покрытая мелкими едва заметными шрамами и неровностями. Мутные больные глаза часто смотрели в одну точку: пациент скорее мёртв, чем жив. На самом деле, парень целую неделю приводил себя в порядок, собираясь в далёкую поездку, к человеку, которого не видел уже несколько лет. Но за пять дней полёта щетина отросла, а волосы при отсутствии гравитации Рэйво не смог помыть, как следует, и всё равно удивился, услышав от брата вместо приветствия: «Ну и страшилище!»
В этом плане Рэйво заметно уступал брату. Наркотики и отшельничество сделали его тощим, почти оголив скелет, питался он на деньги, которые высылал брат и на пособие безработным. Точнее на всё, что оставалось после дури, выпивки и самых дешёвых шлюх. Но качаться Рэйво никогда не прекращал, даже обессиленный, под действием сильных веществ, не понимая, что делает и кто он вообще такой, он часто отжимался, качал пресс и бицепсы, подтягивался и избивал грушу. Генри никогда не сомневался, что старший брат победит его в драке, в любом состоянии. Так уж устроен этот мир: Рэйво всегда был заводилой, шёл напролом, а Генри чуть поспевал за ним на подхвате, добивая раненных. Но они росли, отец гнил в тюрьме, мать их бросила, тётушка свихнулась и совсем за ними не следила, и в один день Браун младший понял, что так жить нельзя и пошёл сдавать вступительные экзамены. Подумать только, вживлённый чип и прочие хитрости позволили ему долгое время быть лучшим в группе…. Пока он действительно не заинтересовался специальностью, чтобы в какой-то момент извлечь чип, найдя в его подсказках некоторые неточности. Возможно, ему следовало благодарить судьбу или божий дар: он быстро превратился в передового специалиста и получил из НАСА предложение, от которого нельзя было отказаться. Старший брат даже понять ничего не успел: нашёл прощальную записку среди пивных бутылок, пачек презервативов, шприцов и прочего мусора, когда Генри уже зарывался носками ботинок в красный песок.
А за окном мелькали столбы, образующие каркасы будущих кислородных куполов, они очерчивали новые области для терраформирования марсианской недружелюбной земли. Скорость монорельсового поезда заметно снизилась.
Генри и Рэйво въезжали в Рэдтаун. Единственный существующий город на Марсе, выросший из обширной исследовательской колонии, когда ещё не было кислородного купола вокруг. Теперь население Рэдтауна насчитывало более двух сотен человек – почти все были задействованы в изучении, освоении и терраформировании близлежащих земель.
Под куполами раскинулись зелёные поля с богатой растительностью, немного отличной от земной из-за гравитации и других факторов.
Рэдтаун встретил их светлыми блестящими домами, чистыми улочками с редкими прохожими, а также оповещением, что можно и что нельзя делать в городе.
Рэйво заранее предупредил брата, что на всё перечисленное положит болт.
- Так ты у нас, мать твою, предсказатель?
В вагоне никого кроме них не было; количество приезжих в этот будний день не перевалило за десяток. Звуконепроницаемые стены с трудом сдерживали наружный вой. Иногда раздавался компьютерный голос, оповещающий пассажиров о количестве пройденных и оставшихся миль, о температуре за окнами, о том, что можно и что нельзя делать в поездах НАСА, и почему стоит подписываться на информационные порталы компании. Несмотря на мнимую идеальную чистоту и порядок в светлом комфортном вагоне, в воздухе витали пылинки, растерявшиеся от перепадов гравитации и ускорения, а также пахло чем-то завалявшимся и гниющим. Быть может, какой-нибудь экзотический фрукт, который по случайности уронили при предыдущей поездке гости с Земли, а роботы-уборщики, несмотря на искусственные органы обоняния, не различили запах из-за отсутствия такового в базе памяти.
- Да брось, - сказал Генри, делая тягу. Лампы в вагоне не работали, чтобы приезжим лучше было видно поверхность Марса, обволакиваемую скупым светом восходящего Солнца. Он с братом смотрел на проносящиеся мимо с огромной скоростью камни и пески, каждый думал о своём. Это был последний вагон поезда, все остальные скамейки пустовали.
– Чёрт, - выдавил он севшим голосом.
- Разучился? – с улыбкой спросил Рэйво.
- Угу. И накрывает так быстро.
- Не хватает практики?
- Угу. Наши биологи тоже выращивали травку, но их накрыли. Тут с этим строго.
«У нас ведь всё было хорошо, - думал Рэйво, натужно улыбаясь. – Мы ни в чём не нуждались, Генри. Но тебе потребовалась эта молекулярная биология и ботаника, и ты бросил всё. Теперь черномазые заполонили весь район. О, я видел, я всё видел. Я ведь там остался и жил, никуда не уехал. Каких-то проклятых шесть лет – и всё стало по-другому. Я из квартиры теперь не выхожу – отмороженные ниггеры на каждом углу со своими самонаводящимися стволами – а ты сюда, подумать только, дальше хреновой Луны забрался. Вы посмотрите на это личико: чистое, гладкое, как попка младенца. Загорелый, любитель долбанных соляриев. Бритый, стриженный, ряженный. На бабу похож стал, ей-богу! Наверное, волосы в носу стрижёт. Как пить дать стрижёт!»
Рэйво сделал тягу. Лицо, скрываемое копнами тёмных волос, озарилось багровым светом: чересчур густые брови и слишком посеревшая иссохшая кожа для его лет, покрытая мелкими едва заметными шрамами и неровностями. Мутные больные глаза часто смотрели в одну точку: пациент скорее мёртв, чем жив. На самом деле, парень целую неделю приводил себя в порядок, собираясь в далёкую поездку, к человеку, которого не видел уже несколько лет. Но за пять дней полёта щетина отросла, а волосы при отсутствии гравитации Рэйво не смог помыть, как следует, и всё равно удивился, услышав от брата вместо приветствия: «Ну и страшилище!»
- Ты ничуть не изменился, - сказал Генри. Из-за курева зрачки его расширились, белки раскраснелись. – Ну, не считая бороды.
- Зато ты, я смотрю, уже совсем другой человек.
- Угу.
- Так что там насчёт сна?
- Да забудь ты. – Генри рассматривал свою руку, крутил её перед глазами. – Слышишь, Рэй?
- Что?
- Я слышу свою кожу.
- Ещё пару тяг и не такое услышишь.
В этом плане Рэйво заметно уступал брату. Наркотики и отшельничество сделали его тощим, почти оголив скелет, питался он на деньги, которые высылал брат и на пособие безработным. Точнее на всё, что оставалось после дури, выпивки и самых дешёвых шлюх. Но качаться Рэйво никогда не прекращал, даже обессиленный, под действием сильных веществ, не понимая, что делает и кто он вообще такой, он часто отжимался, качал пресс и бицепсы, подтягивался и избивал грушу. Генри никогда не сомневался, что старший брат победит его в драке, в любом состоянии. Так уж устроен этот мир: Рэйво всегда был заводилой, шёл напролом, а Генри чуть поспевал за ним на подхвате, добивая раненных. Но они росли, отец гнил в тюрьме, мать их бросила, тётушка свихнулась и совсем за ними не следила, и в один день Браун младший понял, что так жить нельзя и пошёл сдавать вступительные экзамены. Подумать только, вживлённый чип и прочие хитрости позволили ему долгое время быть лучшим в группе…. Пока он действительно не заинтересовался специальностью, чтобы в какой-то момент извлечь чип, найдя в его подсказках некоторые неточности. Возможно, ему следовало благодарить судьбу или божий дар: он быстро превратился в передового специалиста и получил из НАСА предложение, от которого нельзя было отказаться. Старший брат даже понять ничего не успел: нашёл прощальную записку среди пивных бутылок, пачек презервативов, шприцов и прочего мусора, когда Генри уже зарывался носками ботинок в красный песок.
- Так что там со сном?
- Не важно, Рэй, - отмахнулся Генри. – Всего лишь ещё один стимул увидеться с тобой.
- Почему не важно, Генри? Ты ведь веришь этому сну, не так ли?
- Не важно. – Парень водил ладонью по стеклу, явственно ощущая его микроскопические шероховатости и неровности. – Главное, что мы, наконец, встретились, давно пора было.
- Ты слишком долго вдали от дома проводишь, Генри, - покачал головой Рэйво, глядя в окно и затягиваясь снова. – Вот уже с ума сходишь, что дальше? Начнёшь на людей бросаться? Слишком много времени и так далеко от Земли. Неудивительно, что эта проклятая комета уже снится. Подумаешь, комета. Глыба грязного льда, космический мусор. Какого чёрта ты о ней вообще думаешь?
- Она прилетает раз в сто тридцать пять лет, - нахмурился Генри. – И она действительно много значит для таких как я. Для тех, кому не безразличен космос. Это, блин, историческое событие! Тебе, деревня, не понять этого.
- Лучше бы тебе голые девки снились. Тебе сложно достать генератор снов?
- Ай, не люблю, когда у меня в голове колупаются.
- Нет, ну ты правда веришь, что это вещий сон?
- Какая разница, во что я верю! – вспылил брат, продолжая улыбаться, солидная доля веселья ещё долго будет плескаться в его крови. – Главное, что ты здесь со мной, погостишь, Рэдтаун посмотришь. У нас тут есть хорошенькие девочки. Да-да, ты ещё удивишься.
- Слушай, ты меня реально пугаешь.
- Вот дурак. Зря ляпнул про этот чёртов сон.
- Естественно, ты в него поверил, ведь он уже повторяется не первый раз. Сколько, ты говорил? Пять?
- Пять раз, значит. Проблема не в комете, парень. Проблема в тебе. Ты обращался к доктору?
- К невропатологу? Или надо идти к шаману? – попытался не выдыхая сказать Генри, но не выдержал и закашлялся.
- Ты невыносим, - вздохнул Генри, прокашлявшись. – Я просто пригласил тебя к себе на работу, на другую планету. Начальство разрешает, раз в год, сам понимаешь.
- Не могу поверить, что ты испугался за меня из-за дурацкого сна! – воскликнул Рэйво, от негодования хлопнув себя по коленям. – Шестьдесят миллионов километров! И всё потому что тебе привиделось, будто Землю таранит метеорит! Знаешь, когда мы были мелкими – ты мне казался взрослее! И такой хренотенью не страдал!
- Чего, бляха, уставился? - крикнул тот на весь вагон.
А за окном мелькали столбы, образующие каркасы будущих кислородных куполов, они очерчивали новые области для терраформирования марсианской недружелюбной земли. Скорость монорельсового поезда заметно снизилась.
Генри и Рэйво въезжали в Рэдтаун. Единственный существующий город на Марсе, выросший из обширной исследовательской колонии, когда ещё не было кислородного купола вокруг. Теперь население Рэдтауна насчитывало более двух сотен человек – почти все были задействованы в изучении, освоении и терраформировании близлежащих земель.
Под куполами раскинулись зелёные поля с богатой растительностью, немного отличной от земной из-за гравитации и других факторов.
Рэдтаун встретил их светлыми блестящими домами, чистыми улочками с редкими прохожими, а также оповещением, что можно и что нельзя делать в городе.
Рэйво заранее предупредил брата, что на всё перечисленное положит болт.
3.
У бара было на удивление спокойно. Любитель клубной жизни и чего-нибудь крепкого Ян Треско знал все пивнушки в радиусе мили от себя, поэтому оставалось удивляться, как он находил баланс между битком набитыми популярными заведениями и пустыми обанкротившимися забегаловками. «Ночной прибой» притаился под Вестминстерским мостом, поэтому место было тихим и незаметным, хотя обслуживали тут хорошо, иначе и не могло быть в центре города.
Ян поджидал Верна под пронизанной неоновыми прутьями вывеской, курил, и пытался заигрывать с трущимися возле входа девчонками. Рослый, крепкий, да ещё со смазливым личиком, несмываемой улыбкой и обаятельным характером. У девчонок просто не было шансов, особенно если он подавался в описание своей профессии. Но заприметив товарища, Ян выбросил сигарету и мысли о прекрасном поле, распростёр дружеские объятья и поспешил навстречу.
Вскоре большинство товарищей выбрались из-за стола, танцуя и подпевая в пьяном угаре, цепляя девушек у бара. Макс без причин наехал на двух огромных охранников, а Лёха пытался его успокоить. Те, кто продолжал пить, забывали повод, по которому собрались, и вновь звучали знакомые тосты: «От винта!», «За тех, кто взлетел навсегда!»…
У бара было на удивление спокойно. Любитель клубной жизни и чего-нибудь крепкого Ян Треско знал все пивнушки в радиусе мили от себя, поэтому оставалось удивляться, как он находил баланс между битком набитыми популярными заведениями и пустыми обанкротившимися забегаловками. «Ночной прибой» притаился под Вестминстерским мостом, поэтому место было тихим и незаметным, хотя обслуживали тут хорошо, иначе и не могло быть в центре города.
Ян поджидал Верна под пронизанной неоновыми прутьями вывеской, курил, и пытался заигрывать с трущимися возле входа девчонками. Рослый, крепкий, да ещё со смазливым личиком, несмываемой улыбкой и обаятельным характером. У девчонок просто не было шансов, особенно если он подавался в описание своей профессии. Но заприметив товарища, Ян выбросил сигарету и мысли о прекрасном поле, распростёр дружеские объятья и поспешил навстречу.
- Наш герой! – восклицал он, вцепившись в друга и хлопая его по спине.
- Да ладно тебе, - улыбнулся Верн, пытаясь отстранить его, поморщился. – Ну и перегарище! Я смотрю, ты уже принял без меня?
- Наш космонавт! – продолжал свою песню Ян, горланя на всю улицу по-английски. – Вы посмотрите на него! Эй, пипетки, этот парень в космос намылился, представляете? Вы будете и дальше по этой помойке топтаться, а он будет порхать среди звёзд!
- Вау, - протянули они.
- Прямо уж порхать! – скривился парень. – В кресле сидеть на орбите, только и всего!
- О-о-о-о! – взорвалась компания за столом, увидев Верна. Каждый разворачивался, чтобы посмотреть, ближайшие вставали, тянули руки или бежали обниматься.
- Запомните его таким! – покрикивал Ян, хлопая товарища кулаком в накачанную грудь. – Вот она – наша гордость!
- Привет, привет, спасибо, спасибо, - рассыпался Вернер в объятьях и рукопожатиях.
- Чувак, ну ты реально крут! – Грузный лётчик Алексей намертво прилип к его кисти двумя потными руками. – Я тебе реально завидую! Лучше просто не бывает, реально!
- Вернер, Вернер, - протянула Катя, подкравшись сзади. Томно чмокнула его в щёку, вот теперь он действительно покраснел от внимания. – А я ведь помню время, когда ты только присоединился к нам, всё из рук валилось, ничего не получалось у бедняжки!
- Спасибо, Катюша. И вам спасибо, ребята. Сами знаете, без вас я бы ничего не добился.
- По-другому и быть не могло, - сказал командир. – Не зря я выбрал тебя на должность нашего координатора ещё пацанёнком, уже тогда талант за версту было видно.
- Угощайся. – Командир протянул Верну сигару, другую сам закурил. – Кубинская. Такую едва ли раздобудешь, особенно в космосе.
- Это точно, спасибо, - сказал Верн, схватив её в зубы и прикурив от зажигалки Троя. – Хотя курить там можно, поставки сигарет на орбиту не запрещены.
- Зато там будет напряжёнка с этим! – воскликнул Ян, ненароком обнимая за талию Катю. Отчего получил резкий удар локтём в солнечное сплетение, согнулся, принялся хватать ртом воздух. Лётчица продолжала лучезарно улыбаться Верну.
- Да, на «барьере» одни солдаты, строгая дисциплина, - заметил Макс, отхлёбывая пива. – Одни и те же люди вокруг, никакой свободы.
- А тут какая свобода? – усмехнулся Денис с другого конца стола. Другие солдаты одобрительно прогудели. – Работа, жена, дети, дом. Такие вечеринки – большая редкость!
- Небо! – торжественно объявил Макс, оттопырив указательный палец в потолок. – Разве это не свобода?
- Ну а там космос, звёзды, - парировал Денис.
- Ой, да брось! Вернер будет сидеть в своей операторской. Максимальный путь проходить: от своей каюты и обратно. И так ежедневно.
- Пожалуй, я выпью! – рассмеялся Верн, подбирая чью-то кружку пива с осевшей пеной и осушая её примерно на треть.
- Всё равно, - продолжал Денис. – Пускай его перемещение и взаимодействие с миром будет ограниченно, но мы в небе проводим считанные часы в сутки, а он будет даже выше этого, причём всё время. Один тот факт, что он блуждает в коробке на орбите, когда мы точками мечемся где-то там далеко внизу – уже даёт повод гордиться своим положением!
- Хороший тост! – Ян ловко чокнулся с кружкой Кати. – Тяпнем!
- И сколько тебе платить будут? – не унимался Макс. Короткостриженный верзила всегда раздувал конфликты на пустом месте.
- Вот давай только не об этом сейчас. – Верн покосился на бывшего начальника. Трой делал вид, что салат полностью поглотил его внимание.
- А больше и возможности не будет!
- Да реально, не трогай его, - бросился на защиту Лёха с набитым ртом.
- Я точно не уверен насчёт зарплаты…
- Но больше, чем тут, - Макс придвинулся ближе, оскалившись в улыбке. – Иначе ты бы не согласился. Так на сколько больше? Скажи друзьям. Нам ведь интересно.
- Речь шла о пятидесяти. – Верн вздохнул и пригубил пива.
- С ума сойти! – Макс откинулся в кресле. Кто-то присвистнул. - Столько стоит недельный тур в космос на туристическом корабле! А ты мало того, что будешь там, сколько вздумается, так ещё и получать за это такие деньги будешь…. Мама, роди меня обратно! Теперь нам придётся тебя убить, Вернер.
Вскоре большинство товарищей выбрались из-за стола, танцуя и подпевая в пьяном угаре, цепляя девушек у бара. Макс без причин наехал на двух огромных охранников, а Лёха пытался его успокоить. Те, кто продолжал пить, забывали повод, по которому собрались, и вновь звучали знакомые тосты: «От винта!», «За тех, кто взлетел навсегда!»…
- Нам будет тебя не хватать. - Катя погладила руку Верна.
- Удача повернулась к тебе хвостом, - пробасил на ухо заплетающимся языком Ян Треско, сев рядом с Верном. – Хватай её и не упусти.
- Думаешь?
- Иди, она ждёт тебя. Я знаю эти игры.
- А как же ты?
- У меня, в отличие от некоторых, ещё всё впереди.
4.
Голографическое изображение Моники из-за высокой детализации делало женщину ещё непригляднее, чем она обычно выглядела при дневном свете. Капитану практически никогда не нравился её макияж: чёрным карандашом старуха подчёркивала воспалённые глаза, красной помадой выделяла уродливые губы, неуклюжим румянцем пыталась отвлечь внимание от глубоких впадин и морщин. Когда-нибудь он мечтал набраться смелости и сказать жене о её внешности, но что-то его останавливало. Возможно, причина заключалась в незнании, какой дать бедняжке совет. Даже чёртова помада ставила мужчину в тупик – более бледные цвета не спрятали бы сухие потрескавшиеся губы, более тёмные превратили бы её рот в грязное пятно – а она ведь любила этот ярко-алый оттенок, одну из последних соломинок, с помощью которых цеплялась за давно ускользнувшую молодость. Возможно, капитан просто боялся самого себя, способного вынести неприятный вердикт в лицо супруге, горячо любимой им в былые годы.
Но чего он точно не страшился, так это обидеть жену до слёз.
Бристл понимал, что молодость не вернуть, что от женщин ему больше ничего не нужно. Осознавал, что жизнь в привычном понимании людей – всего лишь существование себе во благо, и во благо близким. И Бристл этой позиции с общественностью не разделял. У него были свои приоритеты, он ценил свой статус, своё положение, и ни за что бы не променял свой пост, пока способен служить высшим органам власти. Ибо никто иной не отдавался работе так, как капитан военного звёздного крейсера «Арес 16». У каждого своя губная помада, у каждого свои тараканы в голове.
Голографическое изображение Моники из-за высокой детализации делало женщину ещё непригляднее, чем она обычно выглядела при дневном свете. Капитану практически никогда не нравился её макияж: чёрным карандашом старуха подчёркивала воспалённые глаза, красной помадой выделяла уродливые губы, неуклюжим румянцем пыталась отвлечь внимание от глубоких впадин и морщин. Когда-нибудь он мечтал набраться смелости и сказать жене о её внешности, но что-то его останавливало. Возможно, причина заключалась в незнании, какой дать бедняжке совет. Даже чёртова помада ставила мужчину в тупик – более бледные цвета не спрятали бы сухие потрескавшиеся губы, более тёмные превратили бы её рот в грязное пятно – а она ведь любила этот ярко-алый оттенок, одну из последних соломинок, с помощью которых цеплялась за давно ускользнувшую молодость. Возможно, капитан просто боялся самого себя, способного вынести неприятный вердикт в лицо супруге, горячо любимой им в былые годы.
Но чего он точно не страшился, так это обидеть жену до слёз.
Бристл понимал, что молодость не вернуть, что от женщин ему больше ничего не нужно. Осознавал, что жизнь в привычном понимании людей – всего лишь существование себе во благо, и во благо близким. И Бристл этой позиции с общественностью не разделял. У него были свои приоритеты, он ценил свой статус, своё положение, и ни за что бы не променял свой пост, пока способен служить высшим органам власти. Ибо никто иной не отдавался работе так, как капитан военного звёздного крейсера «Арес 16». У каждого своя губная помада, у каждого свои тараканы в голове.
- Давно не виделись, - сказала она, глядя куда-то в сторону.
- Мхе… Ты снова звонишь без толку. Чего тебе?
- Старый дуралей, никто уже тысячу лет не говорит «звонишь». Мы встречаемся! Это просто встреча. Ты здесь, я здесь, мы друг перед другом.
- Мхе… - промямлил Бристл, но в этот раз ничего не сказал, уперев кулаки в бока. На реальную встречу это никак не тянуло, ведь их разделяли сотни тысяч километров, а голограмма нередко подрагивала из-за помех связи.
- Я решила проведать тебя. От тебя ничего не слышно, я даже новости теперь поглядываю, не случилось ли чего в космосе.
- И вправду, что тут может случиться? – рассмеялась она. – В последнее время всё тихо, ты уже, считай, на пенсии. Спокойно варишься в своём котелке.
- Мхе… Всё сказала?
- Ты, как обычно, спешишь? – Моника разглядывала свои ногти. На ней был розовый халат, на ногах - такого же цвета пушистые тапочки. Крашенные рыжие волосы закручивались спиралью в конусовидную причёску. Капитан прекрасно знал, какая она модница; небось, до сих пор посещала ночные клубы, цепляя пацанят - любителей леди за пятьдесят. На секунду он даже задумался, какое она носит бельё, но быстро протёр глаза, прогоняя тошнотворные мысли.
- Работа в самом разгаре, - оскалился Бристл, нетерпеливо вышагивая по просторной каюте. На самом деле, он только вернулся с дежурства и намеревался вздремнуть, отбив у ночной бессонницы немного времени, но призрак жены сидел на краю кровати и не собирался уходить.
- Ты неважно выглядишь, - заметила она. – Можно мне поговорить с твоим бортовым доктором?
- Я же не прошу познакомить меня с твоими любовничками! – громыхнул он басом, привычно задрав подбородок и гордо выпятив грудь. – Мхе… Вот и не суй свой нос туда, куда не положено.
- Я волнуюсь за тебя, только и всего. Мне не за кого больше волноваться.
- Найди себе более приземлённые проблемы. Будет больше толку.
- Как я могу оставаться на земле, если по каждому каналу крутят эту комету в космосе? Когда вижу звёзды, сразу думаю о тебе. Что мне с этим делать, дорогой?
- Мхе… Купи себе вибратор.
- А ты всё такой же остряк, ничуть не изменился, - снова улыбнулась она. Бристл заметил, как её зубы при этом окрасились липкой помадой, словно паутиной. Он с отвращением наклонил голову, хрустнув шеей. Набрал в грудь воздуха и выпалил:
- Зато твой кусок хлеба покрылся плесенью, почерствел и, надеюсь, скоро превратится в пыль.
5.
Космодром «Кент» у юго-западного побережья Англии являлся одним из немногих морских космодромов. Верн уже много месяцев представлял себе момент, когда он впервые подойдёт так близко к космическому кораблю, будет смотреть на него снизу вверх, задержав дыхание, осматривать его и воображать себя путешественником в неизведанные миры. Но всё происходило не совсем так, как он представлял.
Штормовой гвалт едва не заглушал рёв вертолёта, в котором Вернер подлетал к «Кенту». Океан разбушевался не на шутку, и хотя мёртвые тучи заволокли весь небосвод, внизу во тьме среди расплывчатых клякс посадочных огней можно было разобрать белую пену, взметавшуюся ввысь. Так разбивались гигантские волны, накатывающие на комплекс.
Кутаясь в непромокаемое пальто от грозного ветра, Верн согревал себя воспоминаниями о друзьях. Полчаса назад они распрощались в порту, тогда же он принял отрезвляющую таблетку. Теперь в слегка гудящей и сонливой голове прорисовывался образ Кати, бой-бабы, одного из основных пилотов отряда самолётов под командованием Троя Прохорова. Раз за разом её лицо утрачивало черты, таяло, ускользало, как вода сквозь пальцы. Тогда Верн закрывал глаза и оживлял картинку, представляя её в движении: вспоминал красавицу в профиль, как наблюдал за губами девушки во время разговора, вспоминал её смех, или хитрую улыбку, когда они остались наедине, и как потом сливались в поцелуях…. Верн ни о чём не жалел, и даже прощание с девушкой прошло очень гладко, чего он и возжелать никогда бы не осмелился. Картинка навсегда врезалась в память: как они скромно поцеловались у всех на глазах и он, уже направляясь к приземлившемуся вертолёту, последний раз оборачивается, и её белое пальтишко ярко выделяется на фоне тёмных одежд друзей; все ему машут руками, а она, чуть склонив голову, робко поднимает ладошку в красной перчатке и хлопает пальцами – «пока, пока».
Пол: женский. Возраст: двадцать восемь лет. Артериальное давление в норме. Систолическое давление: 130 миллиметров ртутного столба. Диастолическое давление: 77 миллиметров ртутного столба. Содержание белка, глюкозы, уробилиногена, эритроцитов и лейкоцитов в норме. Билирубин, гемоглобин, нитриты, кетоновые тела не выявлены.
Но расставались они, как настоящие друзья, как братья. После обнимания у Яна Треско даже проступили слёзы, но он не прекращал отшучиваться, отчего растрогал всех остальных. Командиру отряда Верн крепко пожал жилистую руку, тот ему добродушно кивнул, и парень даже на какое-то время поверил, что Трой не всегда считал всех вокруг себя никчемным беспомощным говном, и даже в этом человеке имелся огонёк души.
«За тех, кто взлетел навсегда!»
Космодром «Кент» у юго-западного побережья Англии являлся одним из немногих морских космодромов. Верн уже много месяцев представлял себе момент, когда он впервые подойдёт так близко к космическому кораблю, будет смотреть на него снизу вверх, задержав дыхание, осматривать его и воображать себя путешественником в неизведанные миры. Но всё происходило не совсем так, как он представлял.
Штормовой гвалт едва не заглушал рёв вертолёта, в котором Вернер подлетал к «Кенту». Океан разбушевался не на шутку, и хотя мёртвые тучи заволокли весь небосвод, внизу во тьме среди расплывчатых клякс посадочных огней можно было разобрать белую пену, взметавшуюся ввысь. Так разбивались гигантские волны, накатывающие на комплекс.
Кутаясь в непромокаемое пальто от грозного ветра, Верн согревал себя воспоминаниями о друзьях. Полчаса назад они распрощались в порту, тогда же он принял отрезвляющую таблетку. Теперь в слегка гудящей и сонливой голове прорисовывался образ Кати, бой-бабы, одного из основных пилотов отряда самолётов под командованием Троя Прохорова. Раз за разом её лицо утрачивало черты, таяло, ускользало, как вода сквозь пальцы. Тогда Верн закрывал глаза и оживлял картинку, представляя её в движении: вспоминал красавицу в профиль, как наблюдал за губами девушки во время разговора, вспоминал её смех, или хитрую улыбку, когда они остались наедине, и как потом сливались в поцелуях…. Верн ни о чём не жалел, и даже прощание с девушкой прошло очень гладко, чего он и возжелать никогда бы не осмелился. Картинка навсегда врезалась в память: как они скромно поцеловались у всех на глазах и он, уже направляясь к приземлившемуся вертолёту, последний раз оборачивается, и её белое пальтишко ярко выделяется на фоне тёмных одежд друзей; все ему машут руками, а она, чуть склонив голову, робко поднимает ладошку в красной перчатке и хлопает пальцами – «пока, пока».
- Ты теперь космонавт, да? Космонавт, да? – дышала в шею жаром Катя, ещё тогда, в туалете ночного клуба.
Пол: женский. Возраст: двадцать восемь лет. Артериальное давление в норме. Систолическое давление: 130 миллиметров ртутного столба. Диастолическое давление: 77 миллиметров ртутного столба. Содержание белка, глюкозы, уробилиногена, эритроцитов и лейкоцитов в норме. Билирубин, гемоглобин, нитриты, кетоновые тела не выявлены.
- Ну как всё прошло? – полюбопытствовал потом Ян Треско, подливая ещё водки.
- А ты как думаешь?
- Катька – девка ничего. Ты, пожалуй, ещё не до конца осознал, насколько тебе повезло с ней. Запомни мои слова, хорошенько запомни, вряд ли тебе ещё когда-нибудь перепадёт с красоткой такого калибра.
- Это из-за того, что в космосе выбор будет небогатый? – скривился Верн, понимая, куда опять клонит его друг.
- Ну да, представляешь, холодные такие, деловитые дамы, которые, как и ты, всю жизнь вкалывали умственным трудом, чтобы добраться до таких высот.
- Ты утрируешь, - рассмеялся Вернер. - Мир намного проще. И сложнее.
Но расставались они, как настоящие друзья, как братья. После обнимания у Яна Треско даже проступили слёзы, но он не прекращал отшучиваться, отчего растрогал всех остальных. Командиру отряда Верн крепко пожал жилистую руку, тот ему добродушно кивнул, и парень даже на какое-то время поверил, что Трой не всегда считал всех вокруг себя никчемным беспомощным говном, и даже в этом человеке имелся огонёк души.
- Да пребудет с тобой сила! – процитировал известную киносагу Алекс. Толстыми руками он чуть было не раздавил Вернера.
- Смотри в оба! Не подведи землян! – строго говорил Максимус.
- Ты космонавт, да? Космонавт? – шумно выдыхала Катя.
- Я привезу тебе звезду! – усмехался он.
- Я готов! - выдохнул Вернер и двинулся к лестнице.
«За тех, кто взлетел навсегда!»
`
ОЖИДАНИЕ РЕКЛАМЫ...
Комментарии пока отсутcтвуют.
Чтобы оставить комментарий, пожалуйста, войдите на сайт.