Добавлен , опубликован
Наше государство и общество переживают длительный кризис, но ни граждане, ни ученые, ни партии не могут ясно объяснить его природы. На первый план выдвигаются социальные последствия — захирело хозяйство, много бедных, трудно прокормить ребенка. Но видно, что это — следствие более глубокой причины. Например, идет деклассирование рабочих, последствия тяжелые — но почему рабочий класс распался?
------------------------------------Скрытый текст------------------------------------
Надо выйти за рамки социальных групп, и посмотреть, что происходит со всей системой связей, соединяющих людей в общности, а их — в общество. Тогда мы сразу увидим, что еще более фундаментальны связи, соединяющие людей в народ. И главная причина нашей болезни в том, что демонтирован главный субъект нашей истории — народ. Все остальное — следствия. И пока народ не будет вновь собран, пока к нему не вернутся его память, разум и воля, не может быть выхода из этого кризиса. Смута нефтедолларами не лечится.
Идея разборки и создания народов непривычна, нам внушили, что они развиваются по законам природы. Возникают в природе виды животных, так же зарождаются народы у людей. На деле все сообщества людей складываются в ходе их сознательной деятельности, они проектируются и конструируются. Это — явления культуры, а не природы.
Демонтаж народа, как будто это машина, — метафора. А если считать машину примером системы, то эту метафору можно взять как термин.
Народ — именно система, в которой множество элементов соединены множеством типов связей так, что целое обретает новые качества, несводимые к качествам его частей. Народ обладает энтелехией.
Связи его поддаются воздействию, и технологии их совершенствуются. Значит, народ можно демонтировать — так же, как на наших глазах демонтируется рабочий класс или интеллигенция РФ.
И если какая-то сила демонтирует народ страны, то теряет силу и государство — оно остается без народа. Это и было причиной национальных катастроф, поражений, даже исчезновения больших стран, империй, народов.
Почему римляне отдали свою империю и город варварам, которые были менее развиты, чем римские инженеры и военные? Куда делась империя скифов, соединившая земли от Алтая до Дуная? Почему русские, построившие Московское царство и присоединившие Сибирь, в начале ХVII века пережили приступ самоотречения, посадили себе на престол авантюриста, а царь прятался от поляков в костромских болотах?
Почему, наконец, великая Российская империя в феврале 1917 г., по выражению В.В.Розанова, «слиняла в два дня»? Кучка масонов виновата? Потому, что после 1907 г., когда старая государственность не смогла вобрать в себя энергию революции, а просто подавила ее, начался быстрый демонтаж старого имперского народа — и в Феврале полк личной охраны государя, весь из георгиевских кавалеров, нацепил красные банты.
Как любая большая система, народ может или развиваться и обновляться, или деградировать. Стоять на месте он не может, застой означает распад соединяющих его связей.
Если это состояние возникает в момент противостояния с внешними силами (горячей или холодной войны), то оно будет использовано противником, и у него найдутся союзники внутри народа — какие-то курбские, масоны, диссиденты. И едва ли не главный удар будет направлен как раз на тот механизм, что скрепляет народ. Повреждение этого механизма, разборка народа — важное средство войны во все времена. В западных армиях есть даже род войск — для ведения информационно-психологической войны.
Раньше и «люди из народа», и государи это знали и о сохранении народа как целого пеклись, охраняли его связность. Потом мы увлеклись западными идеями — одни уперлись в идею классов, другие — в идею гражданского общества. О народе забыли. А ведь связи, соединяющие людей в народ, можно порвать. Надо просто знать, как устроены эти связи. Когда с середины 1970-х годов была начата программа «холодной войны», направленная на демонтаж советского народа, наши службы восприняли это как буржуазную пропаганду и даже посмеялись.
В 1980-е годы была предпринята форсированная операция — демонтаж народа проводился сознательно, целенаправленно и с применением сильных технологий. Эта программа свелась к холодной гражданской войне со старым (советским) народом. Против него применялись средства информационно-психологической и экономической войны.
Экономическая война выразилась в лишении народа его общественной собственности (приватизация земли и промышленности), а также личных сбережений. Это привело к кризису народного хозяйства и утрате социального статуса огромными массами рабочих, технического персонала и работников села. Резкое обеднение привело к изменению образа жизни (типа потребления, профиля потребностей, доступа к образованию и здравоохранению, характера жизненных планов). Это повлекло изменение в материальной культуре народа и его мировоззрении.
Произошел раскол на бедных и _богатых_: они — два социальных полюса, и они расходятся. На этот раскол накладывается сетка разделения по региональным основаниям и по типам поселений: жители мегаполисов и российская провинция — совершенно разные «России». Этот раскол обладает большой инерцией и не «зарастает». Угроза утраты «коммуникабельности» между частями усиливается.
Воздействие на массовое сознание в информационно-психологической войне имело целью непосредственное разрушение культурного ядра народа. Была стерта историческая память на большую глубину, опорочены или осмеяны символы, скреплявшие национальное самосознание, в людях разжигалось антигосударственное чувство, неприязнь к главным институтам государства — власти, армии, школе, даже Академии наук.
В результате была размонтирована «центральная матрица» мировоззрения, население утратило общую систему ценностных координат. К 1991 году советский народ был в большой степени «рассыпан» — осталась масса людей, не обладающих коллективной волей.
Эта масса людей утратила связную картину мира и способность к логическому мышлению, выявлению причинно-следственных связей.
В этом состоянии у населения России отсутствует ряд качеств народа, необходимых для выработки проекта и для организации действий в защиту хотя бы своего права на жизнь. Можно говорить, что народ болен и лишен дееспособности, как бывает ее лишен больной человек, который еще вчера был зорким, сильным и энергичным.
У такого государства резко ослаблен суверенитет. Власть в нем легко свергается при помощи спектакля, построенного на голом отрицании и возбуждении эмоций. Это показали «оранжевые революции». Свержение государств и уничтожение народов происходит сегодня не в ходе классовых революций и межгосударственных войн, а посредством искусственного создания и стравливания этносов. Бесполезно пытаться защититься от этих новых типов революции и войны марксистскими или либеральными заклинаниями.
Применение этой технологии против нашего народа — главная угроза для России в настоящий момент и в ближайший период.
Сохранение народа и жизнеспособность государства
Атрибуты независимой страны — сильная государственность и наличие национального проекта, понятого и поддержанного большинством общества. Но за ними стоит главное — существование народа. В народе, в отличие от населения, люди, семьи, общности связаны так, что «целое больше суммы частей». Здесь возникает мнение народное, его нет даже в сотнях миллионов «свободных индивидов», они — как куча песка.
Народ и государство — две ипостаси страны, их обязанность — беречь друг друга.
Одним из губительных дефектов нашего общественного сознания стала убежденность, будто народ, когда-то возникнув (по воле Бога, под влиянием космических сил и др.), не может пропасть. Это ошибка. Народ возник не в ходе естественной эволюции, это творение культуры, требующее уже сложной общественной организации.
Когда, например, возник русский народ? Совсем недавно — за ХIV–ХVI века. А ведь уже до этого у восточных славян было государство, общая религия и развитая культура. Но чтобы собрать их в народ, требовалось создать еще множество особых связей между людьми.
Так, чтобы большая общность, расселенная на обширной территории, почувствовала себя огромной семьей.
Мы не задумывались о том, что народ надо сохранять, нам об этом не говорилось ни в школе и вузе, ни в СМИ. Мы будто получили народ от предков как данность и не думали, что он нуждается в охране, уходе, «ремонте». С 1991 года народ России стал таять количественно. Объявили о демографической катастрофе, но при этом речь шла не о народе как целом, а о «населении». Из этого не следовало, что существование народа может быть под угрозой, даже если население прирастает. А ведь это именно так — население может увеличиться, но при этом лишиться качества народа.
Жизнь народа сама по себе вовсе не гарантирована, нужны непрерывные усилия по ее осмыслению и сохранению. Это — особый труд, требующий ума, памяти, навыков и упорства. Как только этот труд перестают выполнять, жизнь народа деградирует, иссякает и утрачивается. Народ жив, пока все его части — власти, воины, поэты и обыватели — непрерывно трудятся ради его сохранения. Одни охраняют границы, другие возделывают землю, третьи не дают разрастись опухоли преступности. Все вместе берегут мировоззренческую матрицу, хозяйство, человеческие отношения.
Эту работу надо вести как непрерывное созидание этнических связей между людьми. Но созидание и сохранение — задачи во многом разные. Сохранение народа есть процесс динамичный. Это постоянное воспроизводство всех его систем в меняющихся условиях.
Драма советского народа в конце ХХ века произошла во многом потому, что государство и общество укрепляли привычные, уже существующие структуры, неадекватно оценивая возникающие угрозы нового типа.
И мир, и народ изменяются. Значит, должны меняться и инструменты, и навыки. Это — процесс творческий и чреватый конфликтами. И попытка его «заморозить» (консерватизм), и попытка его радикально «освободить» («убрать все завалы на его пути») могут привести к катастрофическому ослаблению или разрыву связей.
В конце ХХ века в России возникли условия, в которых сохранение народа не обеспечивалось. Перестройка переросла в программу разрыва этнических и межэтнических связей народов СССР и главного скрепляющего их ядра — русского народа.
В начале ХХ века кризис был взорван «снизу», и в России оказалось достаточно организованных сил, чтобы произвести пересборку народа и подгонку отвечающих его чаяниям условий. При назревании очередного кризиса в конце ХХ века инициатива была перехвачена альянсом «верхов» (части номенклатуры), «низов» (преступного мира) и внешних сил (противников СССР на Западе). Разрушение страны (СССР как «империи зла») с необходимостью означало и разрушение ее народа. «Рассыпание» народа, как раз и стало главной причиной глубокого затяжного кризиса.
Доктрина демоса и охлоса
К 1991 году этот демонтаж был проведен на глубину, достаточную для ликвидации СССР при полной недееспособности всех защитных систем государства и народа. После 1991 года эта программа была продолжена с некоторой потерей темпа вследствие нарастания стихийного, неорганизованного сопротивления «контуженного» перестройкой народа.
Прочтение, уже «после битвы», основных текстов доктрины перестройки показывает, что ликвидация советского народа как особой полиэтнической общности была целью фундаментальной. Эта операция велась в двух планах — как ослабление и разрушение ядра советской гражданской нации, русского народа, и как разрушение системы межэтнического общежития. Интенсивно разрабатывался тезис, что никакого советского народа (нации) не существует и что обитающие в СССР народы общностью не являются.
Но исподволь в кругах антисоветской элиты стала культивироваться еще более фундаментальная мысль, — что население СССР вообще не является народом, а народом является лишь скрытое в населении особое меньшинство. Эта мысль поражала своей антидемократичностью, но большинство не поняло ее смысла.
Не поняли и смысла понятия «новые русские», его приняли за обозначение обогатившихся, хотя оно замышлялось как обозначение нового народа. Идеологи «новых русских» считали их нацией.
В газете «Утро России», органе партии Новодворской, писали в феврале 1991 г.: «Страна должна пройти через испытания... Сажаться будут две нации: новые русские и старые русские. Те, кто смогут прижиться к новой эпохе и те, кому это не дано. И хотя говорим мы на одном языке, фактически мы две нации».
Ненависть «нового народа» к прежнему народу была осознанной. Доктрина сегрегации населения излагалась еще до краха советского государства. Предполагалось, что на первом этапе реформ будут созданы лишь «оазисы» рыночной экономики, в которых и будет жить демос (10% населения). Ему и будет принадлежать власть и богатство, ведь демократия — это власть демоса.
Доктрина выделения из всего населения небольшого демоса вовсе не ушла в историю с «проектом Ельцина». Статус демоса приписывается «среднему классу», численность которого в России оценивается в 7–12%. 28 ноября 2008 года В.Ю.Сурков сказал: «Если 1980-е были временем интеллигенции, 1990-е десятилетием олигархов, то нулевые можно считать эпохой среднего класса, достаточно обширного среднего класса. И не просто появление и становление, но и выход на историческую сцену… Потому что российское государство — это его государство. И российская демократия — его. И будущее у них общее. Нужно позаботиться о них. Россия — их страна. Медведев и Путин — их лидеры. И они их в обиду не дадут».
(Доктринальные тексты стоит знать, это важный срез нынешней реальности).
В этих текстах сразу была поставлена задача изменить тип государства — так, чтобы оно изжило свой патерналистский характер и перестало считать все население народом. Утверждалось, что настоящей властью может быть только такая, которая защищает настоящий народ, то есть «республику собственников». Особое внимание обращали на армию — сразу же была поставлена задача создать контрактную армию и превратить ее из «защитницы трудового народа» в армию карательного типа.
Говоря об этом разделении, его сторонники в разных выражениях давали характеристику того большинства (охлоса), которое должно было быть отодвинуто от власти и собственности. Прежде всего — _низкое качество_ этих людей.
Традиция, имитация и связность народа
Мощный удар по связности народа нанесла радикальная реформа 1990-х годов, в основу которой было положено отрицание традиционных форм жизнеустройства и создание новых («цивилизованных») форм посредством имитации западных институтов.
Сохранение этнической общности достигается лишь при определенном соотношении устойчивости и подвижности. centero.ru/digest/item/270-1 Перекос в любую сторону ведет к разрыхлению связей. Роль консервативного начала в кризисе народа как этнической общности видна меньше, чем роль активных агентов изменений, но надо видеть их взаимосвязь. Консерватизм подавляет способность народа приспосабливаться к внешним воздействиям, отвечать на вызовы. В советское время «железный занавес» нас защищал, но наш народный организм утратил сопротивляемость. Чуть этот «занавес» приоткрыли — и нас обобрали, как наивных дикарей.
Антрополог А. Леруа-Гуран: если равновесие нарушается и народ не может «переварить» посторонние элементы или закрыться от них, он «теряет свою индивидуальность и умирает», то есть утрачивает свою этническую обособленность.
Чтобы устоять перед натиском, нужны механизмы, которые антропологи называют инерцией и пережитками. Это необходимые средства для сохранения народа. Леруа-Гуран пишет: «Народ является самим собою лишь благодаря своим пережиткам».
Нам бы его услышать во времена перестройки…
Более того, история культуры показала, что именно пережитки («традиция») являются и условием подвижности народа. Традиции — это тот фонд, который позволяет следующему поколению народа сэкономить силы и средства для освоения главных новшеств и ответить на вызов. Традиции позволяют передать следующему поколению весь массив техники и знаний, избавляя его от бесполезных опытов. Инновационный путь развития возможен только с опорой на свои традиции, а не как имитация западных приемов.
Вот «общий закон» этнологии: «Традиция есть форма коллективной адаптации народа к среде обитания. Уничтожьте традицию, и вы лишите социальный организм его защитного покрова и обречете его на медленный, неизбежный процесс умирания».
Отсюда общее правило уничтожения народов: хочешь стереть с лица земли народ — найди способ подрыва его традиций.
Перемена устоявшихся порядков — всегда болезненный процесс, но когда господствующие политические силы начинают ломать всю систему жизнеустройства, это наносит народу столь тяжелую травму, что его сохранение ставится под вопрос.
При этом происходит «разукрупнение» народов, они как бы возвращаются на уровень племенных союзов. Одновременно начинаются интенсивные поиски древних корней, споры о происхождении, попытки возрождения язычества. Элементы национального сознания народа вытесняются сознанием племенным.
Народ смотрит в будущее и непрерывно себя строит. Племя как продукт распада народа «смотрит в прошлое». Эти процессы идут сегодня во многих народах на постсоветском пространстве.
После развала СССР прошли войны — или между разными этносами (Грузия, Азербайджан) или частями народа (как в Таджикистане и сейчас на Украине), или между региональными общностями (как в Приднестровье).
Трещины пошли и по Российской Федерации. В октябре 1993 года Свердловская область приняла конституцию Уральской республики. Такое же намерение высказывалось в Вологодской области. Возник процесс демонтажа таких народов, как, например, мордва — на эрзю и мокшу. Требовали создать эрзяно-мокшанскую республику из двух округов. Подобные процессы шли и в среде марийцев, коми, аварцев, да и русских (возникли казаки, поморы, другие регионально-этнические движения).

Культурная травма
Результат информационно-психологической войны заключается в нанесении народу культурной травмы. Ее определяют как «насильственное, неожиданное, репрессивное внедрение ценностей, остро противоречащих традиционным обычаям и ценностным шкалам», как разрушение культурного времени-пространства. Теория культурной травмы возникла именно в ходе анализа нарушений национальной идентичности.
Культурная травма, нанесенная народу, вызвала тяжелый душевный разлад у большинства граждан. В начале 1990-х годов 70% опрошенных относили себя к категории «людей без будущего». В 1994 году «все возрастные группы пессимистически оценивали свое будущее: в среднем только 11% высказывали уверенность, тогда как от 77 до 92% по разным группам были не уверены в нем». Летом 1998 года на вопрос «Кто Я?» 38% при общероссийском опросе ответили: «Я — жертва реформ» (в 2004 году таких ответов 27%).
Актом войны государства против народа стало в 1990-е годы планомерное массирование разрушение универсума символов, которые армировали национальное самосознание. Символы занимают особое место в мире культуры, в котором живет человек. Они — отложившиеся в сознании образы (призраки) вещей, явлений, человеческих отношений, которые приобретают метафизический смысл. Мы в мире символов живем духовно, под его влиянием организуем нашу земную жизнь. Каждый из нас «утрясает « свою личную биографию через символы, с их помощью она укладывается в то время и пространство, где нам довелось жить. Мир символов легитимирует жизнь человека в мире, придает ей смысл и порядок. Он упорядочивает также историю народа, страны, связывает ее прошлое, настоящее и будущее. Символы создают нашу общую память, благодаря которой мы и становимся народом. Через них мы ощущаем нашу связь с предками и потомками, что и позволяет человеку принять мысль о своей личной смерти.
Перечень символов, которые были сознательно лишены святости в общественном сознании, обширен. Дело не ограничивалось теми, которые непосредственно связаны с политическим строем или государством (Сталин, затем Ленин и т.д. вплоть до Александра Невского и князя Владимира).
Примечательна передача «Взгляд», в которой утверждалось, что Юрий Гагарин не летал в космос, его полет — мистификация. Сильнодействующим средством разрушения было осмеяние, идеологизированное острословие. Фрейд писал, что тенденциозные остроты служат «оружием атаки на великое, достойное и могущественное, внешне и внутренне защищенное от открытого пренебрежения им». Целый ряд эстрадных юмористов стали влиятельными реальными политиками.
Известно, что важнейшим для нашего национального самосознания был обобщенный символ Великой Отечественной войны. Разрушение этого символа в течение целого десятилетия было почти официальной государственной программой. Возник поток литературы и передач, релятивизирующих предательство, снимающих его абсолютный отрицательный смысл. Сложился популярный жанр предательской литературы. Это не только книги Резуна, но и масса «научных» книг. Известные и хорошо документированные события войны излагались российскими «историками» на основании немецких архивов и мемуаров, причем печатались даже фальшивки, давно разоблаченные в ФРГ. Это была программа вытеснения из нашей памяти образа Отечественной войны.
В учебнике по литературе (2005 год)[2] рекомендованы только два произведения о войне: стихотворение Бродского «На смерть Жукова» и роман Владимова «Генерал и его армия». Прочитайте хоть стихотворение!
А в чем смысл романа Владимова, о каком генерале речь? Это роман, «посвященный истории войска генерала А.А.Власова, перешедшего в годы Великой Отечественной войны на сторону гитлеровских войск». За это в 1995 году, к юбилею Победы, роман и был удостоен Букеровской премии.
Идеологи стали перенимать, «один к одному», западные технологии разрушения символов, например, искажения смысла праздников. Они стали называть 1 Мая — праздник, стоящий на крови, — «Днем весны и труда». 7 ноября, годовщину Октябрьской революции, постановили «считать Днем Согласия». Это профанация праздника, который давно уже утратил свой идеологический смысл, стал национальным. Стали праздновать «годовщину военного парада 7 ноября 1941 года». Парад в честь годовщины парада! А в честь чего был тот парад, говорить запрещается.
Раскол народа: богатые и бедные
Если в духовном плане соединение в народ требует наличия общего культурного ядра, то в плане материальном требуется общий для народа «образ жизни». Иными словами, не должно быть слишком глубокого расслоения по доступности основных благ, как в социальном, так и в национальном плане. Общие хозяйство и культура — те плоскости, в которых уложены главные связи, соединяющие людей в народы. Болезни социальные принимают у нас национальную окраску — и наоборот. Когда социальное расслоение достигает «красной черты», разделенные общности начинают расходиться и приобретают черты разных народов.
Этнизация социальных групп — важная сторона политических процессов. В России богатые стали осознавать себя новыми русскими — «новым» народом. Но «этнизация» социальных групп происходит и снизу . Реформа делит народ на две части, живущие как будто в разных странах — и они расходятся на два враждебных народа. Этот раскол еще не произошел окончательно, но мы уже на краю пропасти. От тела народа «внизу» отщепляется общность людей, живущих в крайней бедности — «социальное дно», составлявшее в 2003 году около 10% городского населения, или 11миллионов человек. В состав его входят нищие, бездомные, беспризорные дети.
Сложился и слой «придонья», в который входят примерно 5% населения (7 миллионов человек). В этом слое люди еще чувствуют себя в обществе, но с отчаянием видят, что им в нем не удержаться.
Россия обретает черты двойного общества, в котором практически складываются нормы апартеида. Диалог не налаживается.
Многие согласны с тем, чтобы продолжилась селекция населения России, которая была начата реформой Гайдара. Она означает выбраковку населения, избыточного по отношению к потребности «новой России» в рабочей силе. Эти признаки уже видны в работе многих систем и общественных институтов. Например, СМИ обслуживают исключительно благополучную часть населения, изредка давая этнографические зарисовки «из жизни бедных». Здравоохранение «для бедных» — это нечто совсем иное, чем для «благополучных». Школьный интернет, ипотека, нанотехнологии — для тех, кто отобран для жизни в «новой России». Следов этой селекции множество, они уже вошли в обыденную культуру и обыденный язык.
Тут и таится первая и главная опасность для России — продолжается демонтаж народа.

Актуальное состояние
С точки зрения этнологии, большинство населения «съежилось» и низведено до положения бесправного меньшинства. Тот факт, что номинально этот «бывший» народ находится в большинстве, не имеет значения — как в США в ХVIII веке не имела значения численность индейцев при распределении собственности и политических прав.
Практика эта определена тем, что и собственность, и реальная власть принадлежат представителям другого народа — демоса, среднего класса. Они влияют на политику. Большинство населения — против монетизации льгот, но на это не обращают внимания. Большинство против смены типа школы и здравоохранения — на это не обращают внимания. Большинство не желает праздновать День независимости — на это не обращают внимания. Потому, что это большинство — охлос, пораженный в правах.
Политтехнологи реформ мыслили в категориях постмодерна. Они представляли общество не как систему социальных групп, а как крайне неравновесную, на грани срыва, систему конфликтующих этносов (народов). Действительно, все эти программы не вписываются в категории классов, а отвечают понятиям учения об этничности — конструктивизма. В его рамках были поставлены две задачи — произвести демонтаж советского народа и сборку небольшого демоса («новых русских»).
На первый взгляд, этот демос за 1990-е годы добился успеха — ослаблен патернализм государства, проведена экспроприация общей собственности. Но в главном план не выполнен. Этот демос оказался лишенным творческого потенциала и неспособным к тяжелому труду и строительству в социальной и культурной сфере. Кризис начала 1990-х годов превратился в Смуту (хаос), положение более тяжелое. Общественные связи порваны или ослаблены настолько, что люди не могут договориться между собой о главных вещах и выработать проекта совместных действий. Возникла патологическая система — старый народ наполовину «разобран», а новый не годен.
Ни государство, ни наука, ни общество России к этой ситуации не готовы, хотя она чревата угрозами.
Сергей Кара-Мурза
Источник: centero.ru