Петля

Карандаш осуждающе смотрел на Емси, будто пытаясь выразить свой внутренний деревянный протест. Это был красный карандаш, случайно выбранный из кучки его братьев, одетых в разноцветные пижонские пиджаки. Не дождавшись реакции человека, карандаш начал петь, медленно и заунывно. Слуха у него абсолютно точно не было, и тихие бессмысленные завывания неприятным осадком отпечатывались в мозгу.
Карандашу вторил изнеможденный лист бумаги – он весь был исписан схематичными рисунками и каракулями, которые пишут на полях тетрадок скучающие школьники или безнадежно сумасшедшие, при виде которых люди, выбравшие своим символом белый халат, лишь удрученно цокают языками.
Емси включил старомодный проигрыватель и вставил кассету «олдиз». В какофонию жаждущих работы инструментов вторгся голос уже начавшего тогда толстеть Элвиса вперемешку со звуками легкого джаза. «Голубая лагуна». Волшебная песня. Ненастоящая.
Емси открыл банку пива, одним глотком осушил ее на четверть и начал подпевать певцу, музыка которого пережила тело.

Хм, а будут ли помнить мои мультфильмы через полвека? Врядли.

Мультипликатор рассеяно повертел в тонких пальцах карандаш и нерешительно приступил к работе – заточенный внутри осиновых стенок грифель послушно выводил нелепые лица с излишне большими глазами и длинными волосами.
- Халтура, – изрек Емси.
- Ага. – Подтвердил карандаш.
Человек пожал плечами и пошел на кухню. Открыв холодильник, достал оттуда еще одну банку пива и заготовленный со вчерашнего дня бэнто. Подумав еще немного, добавил к этому остатки капусты и счел, что приготовления к раннему ужину можно считать законченным.
Со стен на Емси смотрели мультики. Множество аляповых персонажей с открытыми от удивления ртами.

Интересно они уже долго висят? Лет десять, кажется.

Мультфильмы он рисовал уже лет двадцать, не меньше. Да, точно – в восемьдесят первом, когда уволился из автомобильного салона и устроился на студию помощником. «Принеси то и убери это, но главное – не мозоль глаза» - правило было легкое и даже приятное. Емси работа вполне нравилась – съездить в ближайшую забегаловку за обедом, принести газету. Сложить исписанные бумажки в черные мешки, похожие на те в которые в фильмах кладут трупы; по сути своей это и были умершие еще при рождении идей. Изредка пройтись по офису, отпуская шуточки и кидая словечки типа «круто» или «высшая тема». Приятное прожигание жизни.
А все остальное время можно было сидеть в углу на раскладном вечно шатающемся стуле, читать Достоевского или Мураками, пить дешевое пиво и мыслить себя в чем-то великим.
Емси прикрыл веки и окунулся в гущу воспоминаний – разум подсовывал ему стершиеся из истории образы. Синий стульчик с нелепо раздвинутыми ногами, справа от него – небольшая бежевая подставка. На ней «Идиот» на русском, переведенное «Преступление и наказание», «Пинбол 1973». Чуть левее, грозясь упасть на пол и спасавшийся лишь прижатой сверху банкой, журнал легкой эротики с пятнами засохшего пива. Над ним фальшивый швейцарский ножик с обломанным штопором.
Замечательное была время.

Не то что сейчас. Сейчас я обязан делать Увлекательные Детские Мультфильмы.
А мне кажется, я делаю дерьмо.
И это еще мягко сказано.

Голос Элвиса промял последний слог и рассосался по квартире, перемешавшись с тишиной. Карандаш и бумага тоже замолкли. Вместе в мертвой песней Емси доел капусту, выкинул в мусорное ведро съеденный наполовину бэнто. Прислушиваясь к утробным звукам собственных глотков, допил пиво. Рабочий день продолжался.
Дома он начал работать лет пять назад – как раз перед Первым Творческим Кризисом. Тогда это казалось хорошей идеи – нет многократно прогнанного через легкие дыма, нарочитых вздохов художников, раздражающей таблички с надписью «Вход».
Табличка ему всегда не нравилась – она была сделана на английском, самом затертом и оттого потерявшем свою прелесть, языке. Четыре белые буквы на оранжевом фоне попеременно загорались неоном, при этом едва слышно, но все равно раздражающе прищелкивая. Первое чему радовался Емси начав работать дома – это тому что нет этой чертовой таблички.

Людей тоже нет.
Шикарно устроился.

Миска из-под капусты полетела в мойку и украсила верхушку горы грязной посуды. Емси с удовольствием отметил, что без миски гора выглядела ужасно неуклюжей. Неполноценной. Все равно, что девочка-подросток без банта в косе – вроде все при ней, но кажется она какой-то незаконченной, угловатой.
Емси, насвистывая простенькую мелодию, медленно стал мыть посуду. Это занятие он очень любил – тихо, не торопясь, в начале надраивал еще белоснежной пеной бока. Затем подставлял похожую на готовящегося бриться мужчину емкость под тугую струю обжигающей воды, позволяя помутневшему потоку течь вниз. Слегка подбрасывал вверх, заключая миски с жесткую накрахмаленную тряпку и тщательно вытирал. С улыбкой прислушиваясь к скрипу материи о фарфор Это искусство, приходящее с годами. Система. Все в жизни можно занести в систему, раздробить, разложить, уничтожить сущность, оставив голую оболочку – и назвать это Великим Прогрессом.
Великий Прогресс двигал мир вперед. Он одаривал жаждущий народ благами и давал Единую Систему. Человеку требовался паяльник, и Система с улыбкой подсовывала его в ближайший магазин. Человек хотел зрелищ – и Система регулярно давала ему разбавленное высокое искусство. Человек был неудовлетворен – и Система подсказывала, где можно снять проститку.
Она заселяла людей в города – эти многоблочные живые склепы в которых постепенно разучиваешься плавать внутри себя. Она расставляла людей по местам – гладила тех, кто ей нравился, давала пинок тем кто был ей не приятен.
Система знала все. Мы были внутри нее, перегонялись по ее индустриальным венам к металлическому сердцу. Редкие счастливчики могли пробраться в постепенно погружающийся в пучину отсутствия мыслей мозг, редкие неудачники попадали в задницу.

А пиво то фиговое.

Эта Система даже мультфильмы сумела подчинить себе.
Подсчитывалось все – трата бумаги и карандашей, количество эскизов, чашки кофе, впитанные в организм что бы отогнать сон, тонны различного мусора, количество персонажей, серий, эпизодов. Все это суммировалось, делилось, дробилось – высылались по холодным кабинетам факсы и письма, заключавшие в своих цифрах целые миры. Как будто пытались подсчитать некое сжиженное счастье на выходе.
Мультипликатор улыбнулся. В его воображение всплыла затянутая паутиной и слабо освещенная лампочкой лимонного цвета каморка, которая еле вмещала внутри себя серый стол и табурет. За ними сидел низкий лысый человек, и от усердия высунув язык корявым почерком строчил по листу бумаги. «В ходе 125 серии было получено восемнадцать килограммов веселья, шесть литров счастья и две буханки слез. Не забыть подвезти еще карандашей и желтой краски».

Человек, который измеряет эмоции. Забавно.

Емси любил делать мультфильмы лет пятнадцать назад. Тогда ему это нравилось.
Абсолютно немой карандаш вырисовывает твердый подбородок. Грифель дергается вверх, завершая похожие на две монеты глаза длинными бровями. Ластик чуть уменьшает бедра, стирает чересчур мелкую грудь, инструмент делает ее немного больше. Рука касается рисунка, и персонаж начинает жить. Персонаж начинает любить.
По всему телу Емси пробегает сладостная судорога.

Блин. Я испытывал оргазмы с моими персонажами.

А сейчас он не творил. Емси выполнял план.
Образы не запоминались. Они не жили. Он прикасался, дышал, любил их – но они не отвечали.
Они были не его.
Они были не для него.
Их создала Система для системы поменьше. Она говорит – «нам нужна кровь», и Емси рисует кровь. Она говорит – «нам нужен мультик про политику», Емси рисовал и это.
Автомат по хорошему настроению. Кидаем монетку, дергаем за ручку, и ждем новенького веселого героя.

К черту пиво. Надо было брать сакэ.

Но он ведь больше ничего не умеет. Кто-то разгребает сугробы, кто-то подсчитывает чужие деньги, а кто-то рисует бездарные мультики. Прекрасные колесики Системы.
Зазвонил телефон. Емси не торопясь прошел к холодильнику, достал еще одну банку пива. Повертев ее в руках, нажал большим пальцем на кружок метала, указательным дернул вверх язычок и сорвал единственную преграду. Глотнул, и только потом взял трубку.
- Але.
- Емси, ты?
- Нет, это Аль. Я ожил, убил своего создателя, и теперь буду нести Тьму в этот мир. – Художник услышал тяжелый перекатывающийся смех на другом конце провода.
- Тогда оживи его и сообщи, что новая линейка нужна уже к среде.
- Угу.
- Емси, я серьезно.
- Я тоже.
- Давай, включи свое воображение. Я хочу увидеть наброски и отправить Микки-Мауса на помойку.
- Мне всегда больше нравился Гуффи. – Емси бросил трубку. Растерянно покрутив банку в руках, нерешительно вылил остатки ее содержимого на стоявший около телефона фикус. Встал, потянулся, с хрустом покрутил тощей шеей и горестно вздохнул.
То бишь когда я заимел свое воображение? Точно, девять лет назад.
В то время Емси крутился в кругах разлагающихся литераторов и художников. Они обыкновенно собирались ночью, дымили сигарами, что-то пили, что-то читали и жили предельно свободно. Утонченная группа отбросов.
Среди них особняком смотрелся Ванатабэ. Единственный поэт в их компании, который активно печатался, даже получил несколько литературных премий, и при этом и вправду писал неплохо.
Его стихи были психоделичны – собраны из разных, искаженных, изволоченных образов. Изувеченные эмоции, искривленные чувства. Переработанная любовь. Смесь мелкой рифмы и белых стихов.
Красивые стихи. Красивый человек. Красивый и мягкий ум.
Красивая смерть – в собственно ванне, в компании двух девушек от передозировки кокаина.
Как же тогда трубили газеты – «убили», «фальсифицировали». «Отравлен!»

Пора ему уйти было. Не вставляло его уже.
Как там у него?
«И кровь эта черная погонит по венам
То, что закончит за нас поколенье
Мне нужно конец его знать непременно
Мне нужно увидеть машин откровенье
И мозг воспаленный отучиться мыслить
А в склепе душа уж устала творить
Себя закую я в броню самомненья
И чашу с бензином заставлю испить."


Неудачный пример.
Емси был одним из немногих кому Ванатабэ открыл секрет своего успеха.
Кто же думал, что кокаин будет музой современного поэта?
Или музой современного мультипликатора?
Емси прикрыл шторы. Выбросил в мусорную корзину лежащую на рабочем столе бумагу и вопящий карандаш. Хватит уже красных цветов.
Выдернул телефонный шнур, спрятал подальше пульт от телевизора. Пытаясь оттянуть время, протер ласкающий белизной глаз сервиз, и лишь затем спрятал его за полку. Памятуя о прошлом случае, запрятал подальше стоящий в коридоре бежевый зонтик. На всякий случай дернул дверь, убедившись, что она закрыта. Прощально огляделся. Снял со стены небольшое зеркальце.
Глубоко вздохнул, вбирая в жаждущие легкие спертого воздуха и достал из небольшой коробочки, стоящей на столе, маленький серого цвета пакетик. Привычным движением аккуратно отлепил друг от друга его стенки, вынул клок ваты, высыпал немного на гладь зеркала. Аккуратно достав со дна коробочки лезвие, превратил белый холмик в небольшую, сантиметров в шесть длиной дорожку. Не торопясь, сложил все обратно. Нерешительно наклонился, зажав левую ноздрю пальцем, стараясь не видеть в отражении бледного лица.
И вдохнул.
Тело привычно пробил легкий озноб. Наркотик пошел через ноздри, проникая в тело через носовые ткани. Порошок перемешивался с гемоглобином, проникал в органы, растворялся в крови. Становился частью Емси.
Он прочел множество книг о наркоманах. «Легкая дорожка», «Путь ослабевших», «Омут». Броские, вычурные названия, под которыми крылись стереотипы. Мрачные, безжизненные, обреченные и естественно не работающие. Отбросы Системы. Заржавевшие винтики.
Емси поплыл. Белизна ушла с квадрата бумаги и стала расползаться по всей комнате, перемешиваясь с окружающими предметами. Он словно сидел внутри гладко выглаженного облака.

Офигеть.

Сосредоточиться было невозможно – Емси пытался собрать свое «я» обратно, но из твердого гранита оно превратилось в развевающийся по комнате клубок разноцветных ниток. Сверху что-то громко ухало, будто кто-то целенаправленно стучал в потолок шваброй.
А вокруг – снег, чистейший снег, лежащий неровными сугробами.
Емси наклонился и попытался сжать снежок – пальцы прошли сквозь белый холм и уперлись в пол. Мультипликатор в досаде закричал и нырнул внутрь сугробы, пытаясь поймать его, ощутить желаемый холод кожей. Обжечься.
А рядом мелькали образы. Персонажи и вправду жили – не там, не в его постылой и серой реальности, а в этой слепящей белизне. Размытые фигуры скользили вокруг человеческого тела, оплетали мускулы, входили внутрь. Что-то шептали, куда-то звали, пытались увезти с собою. Поменяться с ним, быть им.
Они так хотели жить по-настоящему.
* * *
Он очнулся голым и полулежащим в кресле. Все тело неприятно зудело, обнаженные плечи были украшены царапинами от собственных ногтей.

Засунули в стиральную машину и три раза провернули.

«Новенький» уже ждал его, неровно начертанный прямо на столешнице. Даже не взглянув на дико начертанные черты лица, Емси, стараясь не упасть, прошел в ванную. Открыл кран. Прислушиваясь к звуку бьющей из металлической трубки воды почистил зубы, сполоснул горячее лицо и глянул на себя в зеркало.

Ну и рожа.

На Емси смотрело белоснежное, какое бывает у мимов, лицо с безвкусно румяными щеками. Несколько тонких разноцветных линий тянулись от левого века, пересекали тонкий подрагивающий и мокрый нос и заканчивались перед самым подбородком. Наркоман поднял ложащиеся на лоб волосы и вздрогнул - ровно посередине его было выведено красным карандашом слово «мертвый» - слегка размокшие краски предавали ему вид печати.
Он не выдержал и закричал.
* * *
Емси попытался просунуть голову в веревку, но завязанный им узел оказался слишком узок. Чувствуя, как дрожат начавшие проходить от отката руки, он расширил петлю и с мрачным удовольствием отметил, что на этот раз получилось практически идеально. Веревка туго обвила шею, болезненно тря кожу.

Намылить забыл. Да тьфу на это.
В конце концов и вместо табуретки у меня пуфик.
Боже как нелепо.

Он привязал второй край веревки к медной ручке, соединяющей основание люстры с одной из ламп. Наверное, надо было что-то сказать. Или хотя бы оставить записку.
Прошу никого не винить в моей смерти – я сделал это сам будучи абсолютно уверенным в необходимости данного действа.
Господи, ну что за чушь.
Емси, чуть протянув ногу, пяткой ударил о край пуфика – тот покорно откатился на
пол - метра, убирая преграду между ступнями и воздухом.
А воздуха то как и не хватало – шея горела, ноги безвольно дрыгались в нескольких сантиметрах над землей. Руки, вопреки воле, пытались сорвать петлю.
Трень.
* * *
Сознание приходило долго и мучительно. Емси лежал в стеклянной пыли, опираясь на не выдержавшую его веса люстру. Задетая при падении коробочка лежала на полу – порошок рассыпался по всему ковру, превратив его из черного лоскутка в небо с безжизненными звездами.

Не получилось. А жаль.

Требовательно зазвонил телефон.
- Але.
- Емси, планы изменились. Компания требует продолжения « В Темноте». Наброски им уже к понедельнику нужны.
- Угу.
- Емси, мы сорвем большие деньги.
- Угу.
- Ты что не понимаешь? Очень большие деньги. Сможем месяц не вылезать из дорогих ресторанов и дорогих женщин. – Голос опять разразился смехом. – Значит к понедельнику?
- Нет проблем – Емси повесил трубку.
Петля затянулась.
(с) Брукс, Февраль 2006.

Брукс респект! Отлично!! Превосходно!!!

PS только, орфографию посмотри, у тя две-три ошибки есть (из числа "машинальных")
PPS кстати, добро пожаловать :D

Медведь Спасибо. Скорее всего скоро кину сюда еще парочку своих миниатюр.

Брукс добавил:
Упс. Тэги не перенеслись на форум и мысли стали идти вместе со сплошным текстом). исправил, надеюсь так понятнее

Брукс, респект. Ты не пробовал печататься? И если пробовал, скажи плиз имечко, :), Это куда лучше чем всё то, что ныне лежит на прилавках... Нет, администрация однозначно должна внести тему рассказы на форум, и как пример подрожания выложить этот... Респект!
Пиши ещё!

Брукс, пиши ещё!

Брукс хорошо, только вот тема системы(тоталитарная, матрикс хэс ю, или какая бы то ни была) уже довольно приелась. Имхо.

A2M_Nomad, ты видиш в рассказе что-то, что делает повседневную рутину чем-то нереалистичной и похожей на матрицу? Имхо, это взгляд на реальную жизнь с возможно реальнейшей позиции

FellGuard

Не согласен. Всё-таки главная тема рассказа - влияние Системы на жизни людей, поэтому это не просто "повседневная рутина". А матрицу я привёл в качестве примера системы, не совсем правда удачный.

Да, литература была одним из моих самых любимых предметов.

Аналогично. А насчет рутины - ну, не у каждого человека может быть такая рутина... Но может быть. А вообще мы щас спорим о впечатлениях, что бессмысленно, мне лично текст показался правильным и смысловым.

FellGuard мне тоже ;). Мои посты выше не в коей мере не означают, что мне не понравилось сие произведение.

A2M_Nomad рассказ скорее не о системе как таковой, и не о ее воздействии, система тут - только фон.
PS по мне, так рассказ о падении, "испачкивании" (ну, не нашел более подходящего слова, все-таки не родной язык)

Брукс, не поделишся своей точкой зрения? Тогда мжет быть, можно будет глянуть на произведение по-другому...

FellGuard Честно, она тебе покажется слишком мелочной.

Медведь мая хочет спросить - что?

Брукс может с тебя тоже кто-то требует "напиши мне красивый рассказ" ? :)
//Не в обиду было сказано.