(самая обычная история) Слёзы. Горькие, мёртвые, солёные, холодные… Слёзы. Почти самый таинственный, но точно самый обычный парадокс. Когда нам больно, грустно, да просто плохо, мы плачем. Слёзы существуют отдельно от нас. Сколько не пытайся перестать плакать, ничего не выйдет из этих бесплотных и безуспешных попыток. Девочка и не пыталась. Она просто плакала… Рак. Страшнейший приговор. Добрые врачи говорили ей, что они вылечат её, но она слышала, как они тихо говорили за дверью. Не спасти. Нельзя сделать операцию. Умрёт. Она знала это и поэтому плакала. Беззвучно. Никому не мешая. Ей не хотелось умирать. Она не успела узнать и удивиться, что жизнь дарит боль и страдания, а смерть от них избавляет. И поэтому, в те редкие минуты, когда мамы не было возле её кровати, она плакала. Слёзы, эти горькие и солёные слёзы, приносили облегчение, словно через них уходила из её худенького тельца болезнь. Мама часто приносила красивые и милые игрушки. Розового медвежонка, голубого улыбающегося зайца, куклу-блондинку с набором косметики и ещё много чего. Но всё это только ещё больше расстраивало девочку. - Мама, зачем? – спрашивала она. - Милая, я хочу, чтобы тебе было хорошо здесь, пока мы не сможем поехать домой! - Мамочка, спасибо. Но… забери эту куклу, пожалуйста. - Почему? Она тебе не нравится? Она улыбается тебе! Посмотри, какая она красивая! - Да. Мне никогда не стать такой красивой, - прошептала девочка. - Ну не говори так, ты скоро выздоровеешь, вот увидишь, и мы поедем домой, а там пригласим гостей. Всех кого захочешь! Устроим большой праздник, - говорила мама, поглаживая её по голове, - ты будешь рада. Мама говорила что–то ещё и ещё, но у девочки начались боли и прибежали взволнованные врачи с лекарствами. Сквозь боль, багряную пелену боли, девочка слышала, как мама плачет в коридоре. Она понимала, что это значит. А потом, она заснула. - Эй, ты спишь? - раздался ворчливый бас. Девочка открыла глаза и увидела, что на её кровати сидит тот самый розовый медвежонок. Сидит и смотрит на неё. Малышка посмотрела по сторонам и увидела, что за окном ночь. Тогда она подумала, что ей это снится. Игрушки не умеют разговаривать. - Как это не умеют? Умеют! Просто не хотят разговаривать со всеми подряд, - опять этот же голос. - Ой, это ты со мной разговариваешь? – удивилась девочка, посмотрев на игрушку. - Я. А кто же ещё? Тут больше нет никого. - А где моя мама? - Не знаю. Не видел, - пожало плечами розовое чудо, - а кто это? - Ну… мама… это… И тут девочка поняла, что не помнит, кто такая мама! Ей стало страшно. Мама! Мамочка! Мамуля! Кто ты? Теперь она одна в этом страшном сне, если мамы нет рядом. Слёзы сами потекли по щекам… - Э! Стоп! – вдруг всполошился медвежонок. - Я хочу к маме! - А вот у меня нет мамы. - Ты врёшь! У всех есть мама и у меня тоже! – крикнула девочка сквозь слёзы. - Тогда почему её здесь нет? - Она пошла домой и скоро придёт! - Хм. Я никого здесь не видел… Хотя погоди, а где ты её видела? Во сне? - Это сейчас я сплю. А мама там! За… после сна! - Нет, сейчас ты не спишь. И твоей дорогой мамы здесь нет. - Что же делать? – слёзы опять хлынули из глаз. - Да не реви ты! Я знаю как тебе помочь! - Как? - Скажи, тебе здесь плохо? - Ну… Здесь нет мамы. Но здесь у меня ничего не болит и есть ты. - А где лучше? - С мамой… - И когда больно? - Ну и что! Главное – это мама! А я могу и потерпеть! - Ты, наверное, сильно маму любишь, - медвежонок встал на кровати и пошёл к девочке. - Да, очень. И очень к ней хочу. - Тогда закрывай глазки и засыпай. Всё будет хорошо! Ты увидишь маму и будешь с ней всегда. Спи. Девочка так и не проснулась. Она умерла во сне. Врачи, которые зашли с утра, поняли, что девочка плакала во сне. Но сейчас, она улыбалась. Ей было хорошо. Она была с любимой мамой и розовым пушистым медвежонком. Улыбка и слёзы. Парадокс.

(заблуждения) Иногда он резал себе руки острой бритвой. Потом спрашивал себя, зачем? И сам же отвечал себе, что может быть для того, что бы ещё раз ощутить, что жив и может чувствовать. Кровь. Он смотрел на багряно-алые капли, падающие на ковёр в его маленькой квартирке. Казалось, каждая капля – это маленькая жизнь. Милое и забавное существо, живущее собственной жизнью. И оно радовалось, ощущая солнечный свет, пробивающийся сквозь тяжелые шторы на окне. Наслаждалось азартным ветром, сравнимым с полётом птиц. Бах! И жизнь оборвалась. Капля разбилась об жесткий пол, как человек об жестокую реальность. Серый. Серый цвет везде. Его давно уже ничто не интересовало. Друзья, пиво, любовь, секс. Всё это было. Боль, страх, предательство, голод. Он этого уже не боялся. Почему? Когда нет наслаждений, нет и чувств, к потере всего этого. Он часто разговаривал сам с собой. Чтобы окончательно не сойти с ума. Слова. Слова, слова и снова слова. Всегда одинаковые. Всегда об одном и том же. Воспоминания. Иногда он улыбался, иногда плакал, считал хорошие и плохие поступки. Сбивался и начинал снова. И не мог понять, каких же больше. Он собирался написать что-нибудь новое. Что-нибудь такое, чего ещё не знал этот мир. Но знал – не напишет. Нового не существует. Голод, сон, секс. Три “кита”, на которых держится мир. Всё новое основано на них, а значит, не является новым. Смех. Безумный смех зарождался в его горле, когда он понимал, что знает то, чего не знает никто. И никому не скажет. Хватит и одной души безжалостному времени. И тут же это забывал. Часами сидел или шагал по ковру, рассматривая причудливый рисунок, получившийся из капель его крови. Красиво. В такие моменты он был готов творить. Не важно что, но он был готов. А потом случилось страшное… Как и обычно, он водил пальцем по переплетению кровавого узора на ковре. Улыбался. Посмотрел в окно, в котором, как и обычно, отражались тёмные, налитые дождём тучи. А потом побледнел. На столе, в чистой раскрытой тетради, было что-то написано. Он знал. Знал, что ничего не писал. Собирался, но не писал. Не чувствуя ослабевших ног, он встал и медленно подошёл к столу. На белоснежном листе кровью было написано одно лишь слово: “Привет” Тогда он понял, что, сошёл с ума. И поэтому, на душе стало так легко и свободно. Псих. Ну что же, творения надо заканчивать. Кровь ещё сочилась из раны. Он мазнул по ней пальцем и, хихикая, размашисто написал на следующей строке: “И тебе привет” Ночь. Самое великолепное время. Ни шума, ни голосов, НИ-ЧЕ-ГО. Ложась спать, он подумал, что это хорошая идея, переписываться сам с собой. Это уж точно новое. Сны он видел неожиданно яркие и волнующие, чего не происходило уже давно. Бывает. Утро. За окном туман. Лампочка в комнате не зажглась. Привык. Всё всегда шиворот-навыворот. Умывшись, он пошёл на кухню, чтобы сварить себе кофе. Банально. И тут его посетила мысль: “А может, я не только псих? А если, я ещё и лунатик?” И он бегом бросился в зал, к столу. В тетради краснела надпись: “Как дела? У меня - плохо!” Мир потерял краски и покрылся тьмой… Очнулся он на полу. Холодно. Встал, улыбаясь, и пошёл на кухню. Странно. Кофе только поспел. Но это его уже не интересовало. Нож. Порез на пальце. Кровь. И фраза в тетради: “У меня всё хорошо! И у тебя тоже!” Лжец. Предатель. Неудачник. Врать самому себе? Что может быть хуже… Он надеялся, что на этом его “сдвиг” прекратится. Но ошибся. Тетрадь жаловалась ему на жизнь, плакала кровавыми слезами и не хотела жить. Что он мог сделать? Некоторые люди общаются сами с собой. Но общаться с собственной прогрессирующей шизофренией – это чересчур. Он всей душой желал это прекратить, но тетрадь превратилась в манию. В обратную сторону его же собственной души. И он проводил всё больше и больше времени возле неё, пытаясь угадать, когда же он пишет себе ответ? А строки становились всё более странные: Жизнь не даёт ничего кроме боли. Неправда! В ней много приятных моментов, которые мы вспоминаем всю жизнь. Я никогда ничего не добьюсь. Заблуждение! Каждый может, если постарается. Не получается – пробуй ещё. Я умру. И что? Все умирают. Но можно умереть по-разному. Просто так или с чувством – у меня всё было! И так каждый день, пока не понял, что эта тетрадь – единственное, что есть у него дорогого в этом мире. Дорога, как раньше была любима девушка… Но однажды утром, он почувствовал, что больше так не может. Он открыл окно в комнате. Свежий утренний воздух влетел с туманом в окно. Великолепно. Смысл жизни в общении с самим собой? Приятно пообщаться с умным человеком… Хватит. Снова секундная боль и в тетради появилась надпись: “Я так больше не могу. Любить себя… Прощай.” Он так и не увидел, как в ответ появилась строка: “Я так больше не могу. Любить себя… Прощай.” … … … Голоса. Только тихие голоса. - Ты слышал, да? Вчера доставили психа. Выпрыгнул из окна. Как выжил – ума не приложу… - Ну и что? У нас таких много. - А то, что он месяц просидел в квартире, ни с кем не общаясь. Почти не ел и не спал. Сильнейшее переутомление. Ужас. Когда вошли в квартиру, света не было, воздух затхлый. А на столе лежала тетрадь. - (Зевок) Ну, и? - Ты дослушай! Тетрадь была вся в крови. Он писал там кровью целые послания! Сам себе. В чём-то себя убеждал, доказывал… Тетрадь у главного. - Тьфу. Постоян… - Помолчи. Его привезли. Положили в 7-ой палате. Без сознания. А через десять минут привезли девушку. Ты не поверишь… - ??? - Всё тоже самое! Окно, переутомление, тетрадь с кровью! Веришь? - Да ну на хрен!!! - Он на левой койке, её положили на правую… Шум крови в ушах и стук сердца перекрыл голоса. Он открыл глаза и повернул голову. Их взгляды пересеклись. И она улыбнулась: “Как дела? У меня - хорошо!”

(неизвестная сторона известного) Ночь. Тёмная комната. Неубранная кровать, освещённая мертвым светом работающего телевизора. Тихо. Лишь диктор монотонно зачитывает сводку на сегодняшний день: - …снова было совершено нападение на человека. На этот раз жертвой стала девушка двадцати четырёх лет от роду. Полиция отказалась от комментариев, обронив лишь, что убийства не связаны никаким мотивом. Странная волна убийств, начавшаяся месяц назад, до сих пор остаётся главной темой на этот день. Кто может хладнокровно смотреть на такое количество смертей, кто стоит за всем этим? Маньяк или может быть киллер? Преступник до сих пор не пойман… Диктор ещё что-то долго говорил, но это было уже не важно. Любимая! Опять. Опять убийство! Неужели никто не понимает? Неужели никто не видит очевидного?! Зачем? Зачем они жили? Каждый день одно и тоже! Я наблюдал. Я долго наблюдал за ними! Будни. Работа, пот, кровь, боль, нервы! Сон. Кошмары, нехватка времени, слёзы во сне! Выходные. Дом, уборка, быт, ссоры, скандалы! Я всё сделал правильно! Каждый день они жили во вред себе, каждый день они не видели ничего кроме боли и огорчений! Они проклинали эту жизнь, они мечтали о другом мире! Как можно было изменить всё это? Да. Да! Они пытались! Пытались вырваться из тяжёлых цепей! Но не могли. Их тянули на дно. Семья, дети, работа! Постоянное мучение мыслью: как выжить? Никакой свободы. Любимая! В этой жизни нет свободы! Они не знали. Но я – знаю! Я помог! И что же я слышу? Маньяк… Киллер… Преступник… Как они могут? Как они могут такое говорить? Ещё одна ошибка. Человек на экране просто выполняет свою работу. Он не испытывает никаких чувств, читая эту ложь! Я уверен. Нет, я знаю! В это мгновение он сам думает только о своей семье, о том, что надо купить домой… Жизнь других его не интересует. Самому бы выжить. Маленькая зарплата. Долгий рабочий день. Зачем? Зачем он это делает? Он не знает. Просто так надо. Я помогаю. Я помогаю обрести свободу! Кому из нас тяжелее? Я освободил всех! Своих родных, близких, друзей, тебя, любимая! Я освободил вас от мук и боли этой жизни! Вы вместе. Вы сейчас счастливы. А я… А я остался здесь. Один! Совсем один в этом мире! Но чем-то надо жертвовать… Время шло. Наступал следующий день. В телевизоре, диктор закончил свой текст обычными словами: “…во всяком случае, он просто безумен”. А в углу тёмной комнаты, с пистолетом в руке, плакал, по-настоящему любящий людей человек…

(всё очень просто) Почему-то всегда хотелось улыбаться, глядя на скрывающееся за горизонтом, зловеще-багровое солнце. Закат очень красив, особенно, если дует сильный ветер. Раскачиваются деревья, облетают листья, насквозь пробитые умирающим светом. Что может быть прекраснее уходящего дня? Только следующий закат. Они всегда такие разные… Может быть, на этом всё? Нет. Ночью, когда в голове ощущается пока ещё не сильный водоворот мыслей - следует принять сладкое лекарство. Конечно же, кофе. Обычное поверье, что только свежий, только что сваренный, способен дать наслаждение. Однако - это не так. Каждому моменту соответствует свой кофе… Для длинной и творческой ночи, полной красоты слов или грациозных линий карандаша – растворимый и чуть тёплый. Чтобы горечь во рту, помогла ощутить грусть, по всему настоящему и прекрасному, а теплота заставила сердце биться сильнее, в попытке не замёрзнуть. Но если предстоит ночь томных вздохов, тихих стонов от переполняющей любви, а может быть, свиста ветра, кидающегося на шлем и под колёса мотоцикла – тогда только свежий и горячий. Он поможет осознать глубину терпкого, классического времени слияния в истинном экстазе, когда никого нет, только стук двух сердец. Любящего и любимого. А также живого и механического. Да какая разница? Главное – чувство. Вот так и прошла ночь. Что же нового? Заря. Это тоже красиво… и страшно, ненавистно. Заря вызывает целый вихрь эмоций. Нет, даже не вихрь. Ураган. Новый день? Границы, рамки, условия… Ещё один день. Значит, ещё не всё. Ошарашено губы привыкают к горячему поцелую. Страсть прошла, оставив место только для любви. Пусть так и будет. И теперь, только лёгкий флёр правильно подобранных духов, морщины на белой простыне и забытое впопыхах колечко, говорят о том, что было хорошо. Очень хорошо. Ещё одна страничка фотоальбома “Память” заполнена такими ненужными, но приятными моментами. Они заставляют работать сердце в учащённом режиме, вырабатывая топливо жизни – надежду. Возможно, всё так и будет. Скорее всего, да. А может быть, и нет. Но жизнь продолжается? Поэтому будет. Всё будет. Словно любящие руки, нежно и ласково, обнимают тело горячие струи душа. Кружат. Обожают. Любуются. И им не важно, худое или плотное, красивое или нет, главное то, что им нравится. Душ или душа? Что-то есть в этом неуловимо одинаковое, истинное… Грудь сильно сжимает горячий и влажный пар, сердце бьётся в дико учащённом режиме, в глазах то темнеет, то светлеет. Словно после оргазма. А потом покой… И неважно, что происходит за окном, придёт она снова или нет, что будет завтра, через час. Только двое, всего лишь двое. Душ и душа… И так интересно ощущать, что всё в твоих руках. Хочешь, можешь, делаешь. И даёшь новый толчок шестерёнкам этого мира, меняющим судьбы людей и целых народов. Работа позволяет ощутить себя творцом, родителем, мастером. Летит время, дело кипит, рождается что-то новое, возможно, невиданное. Чувствуешь что нужен, и можешь изменить что угодно, и это переполняет сердце неистовой радостью. Нужен. Всегда нужен. Так может теперь всё? Нет, снова нет. На вершине горы. На камне. С видом на уже тёмное и загадочное море. А в свои права непреклонно вступает ночь, ведя перед собой закат. Хочется кричать от радости, плакать от счастья, глядя в таинственно исчезающий горизонт. Издавна ночь была полна какого-то магнетизма, приковывающего взгляды к небу. Сколько сказок, статей, небылиц, рисунков, историй, игр было создано созерцанием звёзд? Маленьких и ярких. Далёких и холодных. Разных и лукавых. Они живые. Точно живые. Они водят хороводы, складываясь в различные узоры и животных. Большая медведица и медвежонок, религиозный Южный крест, странный Орион… Ночь даёт ещё одну жизнь. Шанс прожить её по-другому. Вот теперь, точно всё…

(изменения) - Я соскучился! - Я тоже соскучился по тебе, малыш… - Где ты так долго пропадал? Я не видел тебя целую Вечность! - Вечность… Нет, малыш, прошёл всего один час. Поиграем сегодня?

- Час? Час?! Ты понимаешь? Час! Это целая пропасть времени! Когда спишь - час кажется секундой, но без тебя – секунда кажется часом! - Мне приятно это слышать. Я люблю тебя и стараюсь как можно больше времени проводить с тобой. Ты весёлый и умный, ты часто просто поражаешь меня своими мыслями. Но пойми… Даже я не могу постоянно быть рядом. У меня есть родные, дела, интересы и даже проблемы! Да, да, проблемы. - Родные… Конечно, я понимаю тебя. Знаешь, мне иногда кажется, что всё вокруг нас – паутина. Громадная, липкая, крепкая паутина. Однажды попав в неё – уже невозможно выбраться. Всё это затягивает… Проблемы. Паутина. Паук. Да, жизнь словно паук. Но и без неё нельзя…

- Что именно ты хочешь этим сказать? - Паутина проблем не только связывает нас по рукам и ногам. Она ещё и поддерживает нас снизу, не давая нам упасть на землю. Смотри. Каждого из нас можно представить мотыльком… С самого начала мы порхаем в солнечном небе, наслаждаясь жизнью и не обращая внимания на проблемы и горести. Потому что их просто нет. Но потом, ослеплённые этим самым ласковым солнцем, которое ещё минуту назад согревало нас, мы попадаем в паутину. Паутину проблем. И всё. Вроде бы кажется, дёрнись посильнее и вот оно, то блаженное счастье неведения, в котором ты плавал за миг до этого. Но дёргаясь, ты всё сильнее и сильнее влипаешь… И корчась от непереносимого ужаса, мы смотрим в холодные и бездонные, словно туннель, глаза медленно приближающейся жизни. Паук… И мир снова взрывается красками! Как хочется жить! Это неправда! Почему я?! Я смогу, я вернусь, я вырвусь! И крики ещё долго звучат, словно последние звуки агонии, пока жизнь умело, как и в миллиардный раз опутывает тебя паутиной, превращая в кокон. Жутко. Проблемы спеленали тебя с головы до кончиков пальцев, нечем дышать, полная тьма и ощущение, что весишь в пустоте. Одиночество. И понимаешь, что всё, конец…

- Я не могу поверить, что такие мысли появляются у тебя! Зачем ты такое говоришь? - …И когда ты уже потерял надежду на спасение и сдался, внезапно чувствуешь удар. И ты лежишь на твёрдом и холодном. Тело онемело и ты почти погиб. Но даже сквозь непроницаемый мрак проступают краски. Потому что понимаешь, что что-то случилось, что-то произошло! Сердце, почти убитое холодом и ужасом, начинает гнать кровь по телу, а в горле нарастает крик: Спасите! Ты чувствуешь, как чьи-то руки рвут на тебе эту опостылевшую паутину и помогают встать. Жизнь отпустила тебя. Потому что тебя нашли те, кому ты нужен. И всё. Это уже за жизнью… - Хм. Я понял, что ты хотел сказать, малыш… - Разве? Мне просто тебя не хватает. Ты прекрасен, но у тебя свой мир, куда мне никогда не попасть. Мне плохо без тебя и жутко одиноко, когда ты уходишь. Я плачу и кричу, но ничего не могу сделать… - Ты хотел бы попасть в эту паутину?

- Я устаю от бездействия. Вокруг всё одинаково и уже не интересно. Вроде бы – столько людей, а я один. Мне ничего не остаётся, кроме как думать. Часами, днями, месяцами… Я знаю даже то, чего не знают люди вокруг меня и некоторые вещи, которых не знаешь даже ты… Но иногда, я готов отдать всё! Все мои знания, мысли, чувства и эмоции! Лишь бы никогда не быть одиноким… - Что ж… Всему прекрасному в этом мире когда-нибудь наступает конец. Рано или поздно. Мне будет не хватать тебя… - Что? Ты уходишь? Насовсем?! Нет!

- В жизни каждого наступает момент, когда случается чудо… Повелением вселенной или просто маленькое такое, обычное чудо. Ты был прав, когда сказал, что тебе одиноко. Но не потому, что часто не бываю рядом с тобой, а потому что тебе мало меня. Я люблю тебя, и всегда буду любить. Ты – лучшее, что останется в моей памяти на всю вечность… Я не буду говорить тебе: Прощай. Я скажу: До свидания. На короткий миг ты увидишь меня снова и знай, это будет великолепный миг встречи со старым другом… - Нет, нет, нет! Я не хочу! Прекрати!!! - До свидания, малыш… Жизнь не совсем такая, как ты думаешь… Ааааааааа! Ааааааа! Гуаааааа! … Аррраааа!

(не умирает никогда)

Он улыбался. Улыбался и молчал. Молча смотрел ей в глаза и улыбался. Он всегда так делал, когда ему просто нечего было ответить на её наивные слова. Так просто. Глупец, дурак. Слишком много о себе возомнивший фанатик. Самовлюблённый эгоист. Трус, тряпка. Любимый. Подлая свинья. Какие странные, но в тоже время одинаковые слова. Одинаковые и повторяющиеся. Повторяющиеся и надоевшие. Но он слушал её всегда. Слушал, молчал и улыбался. Внезапно, он резко подошёл и приблизил своё лицо к её личику. Поцеловал в губы. Увидел отражение своих безумно горящих зрачков в её широко распахнувшихся бирюзовых глазах. Улыбнулся. И её слова эхом разлетелись по неосвещённой квартире: - Я не вернусь. - Я знаю. - Что ты знаешь? Ты ничего не знаешь! Мне было плохо без тебя! А ты просто жил как хотел! Напивался, не спал вволю, почти не ел… Что ты с собой делаешь? Ты же выглядишь хуже зомби! - Всё это не важно. Я просто верил, что ты придёшь. - Я пришла. Как всегда приходила. И что? Всё как обычно. Прекрати творить такое с собой. Возьми себя в руки! Ты сильный. Ты сможешь стать нормальным человеком. - Я и так нормален. Это все вокруг ненормальны. Подчиняются непонятно кому и чему. Кто-то религии, кто-то деньгам, кто-то толпе, кто-то правилам и этике, а кто-то судьбе… Бред. Человек творит свою жизнь сам. Каждый сам пиздец своему счастью… - Не ругайся, я этого не люблю, ты же знаешь… - А меня любишь? - Люблю. Но не вернусь. Он отвернулся и пошёл в темноту коридора. Его покачивало из стороны в сторону, как и обычно, когда долго не спал. Когда мгла почти скрыла его, он остановился. Внезапно, плечи затряслись и по квартире разнёсся мягкий, но от этого не менее жуткий смех. Многие подмечали, что этот смех вызывает неприятные ощущения и даже неприязнь. Но ему нравилось. Ему всегда нравилось то, что не нравилось другим. - Куда ты? - Пойду, схожу за пивом… - А я? - Пойдём… Я провожу тебя до дома. Когда она вышла в прихожую, он сидел на стуле, привалившись спиной к стене, почти весь скрытый темнотой. Лишь один глаз поблёскивал в свете окна. Страшно. Что от него можно ожидать? Он такой непредсказуемый и…сумасшедший. Да, да, сумасшедший. Внезапно он склонил голову набок и оскалился: - Жизнь – это маятник. Качни его и он придёт обратно с удвоенной силой. Но его надо качнуть… Я раскачиваю маятник, и когда он возвращается, то несёт то, чем я его качнул. Злом – зло, добром – добро. Но самое интересное, когда получается противоположное. Качнёшь одним, а вернётся другое. Вот так и всегда… - К чему это? - А к тому, - его голос упал до шёпота, - что я всегда верил и верю в себя и свои силы. А ещё… Я верил в людей. Всегда отдавал им самое лучшее, что мог, делал ради них всё, что было в моих силах… - Верил? - Да. Но маятник всегда возвращался противоположным… Говорят, что ко всему можно привыкнуть, даже к боли. Но не в этом случае. Где-то была прекрасная фраза… Что такое обида? Это когда тебя насмерть ранит близкий тебе человек… Интересно, - он хихикнул, - сколько раз можно ранить насмерть, пока не наступит смерть души? Моя душа огрубела от постоянной боли. Я уже не надеюсь ни на что. Надежда умирает первой. Я уже давно никого не люблю… Потому что моя любовь умерла последней. Я только верю. В себя и свои силы. И моя вера умрёт лишь со мной… - Ты опять говоришь только о себе! А я?! - Ты… Ты… Ты… Отражение. Упрекаешь меня в том, что делаешь всегда сама. Могу я хоть раз поговорить именно о себе? Слушаю-то я всегда о тебе… Упругим рывком резко встал со стула. Негромко звякнули металлом ключи в руке. Накинув чёрную кожаную куртку, он открыл входную дверь и вышел на лестницу. Она вышла за ним. Снова звякнули ключи. Замок громко клацнул два раза. - Ты постоянно твердишь, что ты слабая, - спускаясь по лестнице, рассуждал он, - потому что ты хочешь уверить в этом всех. Стать сильнее, убеждая. Ты не веришь в себя… Это плохо. Одиночество позволительно немногим людям… - Тебе что ли? – съязвила она. - Да. Мне. Я одинок всегда и со всеми. Даже в компании. Да что компания, когда вокруг человечество, а ты – один… Ценить. Надо уметь ценить каждую секунду, каждый момент жизни. Ведь ты строишь её сам. Если ты не ценишь мгновения жизни – никто не будет ценить и тебя. - О да… Ты ценишь моменты… Губишь себя и свою жизнь! Не спишь, не ешь, постоянно пьёшь! - Верно, ценю, - он вдруг остановился и нараспев прочёл:

С этими словами он дошёл до входной двери. Вздохнул печально и посмотрел на неё. Он прекрасно видел в темноте. Королева. Высокая, стройная, с красивой фигуркой и прекрасным личиком. Лучшая. Жаль, этого не понимает… Они вышли на улицу. Тоскливо завыл осенний ветер, раскачивая фонари с мертвенным светом дневных ламп и закручивая маленькие вихри опавших листьев. Невдалеке стояли две группы характерно одетых людей. Братки. Разговор шёл на повышенных тонах. Уже было достаточно холодно и облачка пара вырывались из-за рта. На улице было практически безлюдно. Даже машин было вдвое меньше обычного. Пустой и холодный город. Он повернулся к ней лицом. Постоял, молча смотря ей в лицо. Улыбнулся. И спросил: - Ты не вернёшься ко мне? - Нет. Я решила. - Ты в меня не веришь? - Нет, не верю. Он снова улыбнулся. Потом посмотрел на свои руки. Ухмыльнулся. Медленно сложил пальцы правой руки пистолетом. Второй рукой имитировал зарядку патрона и приставил “пистолет”себе к виску. Постоял пару минут молча и сказал: “А я в себя верю. Ты ко мне вернёшься, хоть и не скоро.” Улыбнувшись, нажал на курок… Выстрел прозвучал слишком громко в застывшей тишине… Разговоры братков перешли к разборкам. Пуля вошла точно в висок. Вера никогда не умирает и не предаёт…

(отсутствующее мгновение)

Снова наступила зима. Я так люблю это время. Трудно описать простыми словами, что же я чувствую в этот момент. Я могу дышать только зимой. Дышать полной грудью. Иногда мне кажется, что я могу “встать на крыло” при таком ветре. Да, да, полететь. Это не влажность плачущей весны, не вязкая жара ультрафиолетового лета и не сочная грязь кленовой осени. Порывистый, сильный, резкий как пощёчина, ветер. Иногда, мне даже кажется, что он со мной разговаривает. Насвистывает мне на ухо свою любимую музыку ретро. Где-то шестидесятые-семидесятые годы. Мелодично, что не говори… Хотя, глупо танцевать в руинах. Я всегда любил выглядывать из окон разных домов. Одноэтажных и небоскрёбов, общежитий и вилл, школ и клубов, больниц и тюрем… Казалось бы, ничего не изменилось. Всё так же красиво, тихо и мирно в этом городе. Представляете, как прекрасен закат из окон общежития? Словно сотни глаз смотрят вместе с тобой в это тяжёлое, свинцовое небо, с алыми проблесками угроз стареющего солнца. Я всегда хотел запечатлеть этот поразительный момент смерти чего-то, что помним с детства. Но…останавливало то, что завтра, с утра, я увижу ещё более великолепное зрелище. Рождение великого, яркого, важного для всех идола, которому поклоняются уже столько веков. Как всегда, я встречу рассвет, сидя перед окном одного из домов. И как обычно, я не замечу, что есть только окно, а стен нет. Потому что у меня нет дома, хотя это и мой город. Я помню. Я где-то слышал. Откуда-то знаю, что ни одна снежинка не похожа на другую, а узоры, оставляемые морозом, просто чудесны. И я согласен с этим. Люблю наблюдать за неспешной вязью белых узоров, медленно распрямляющихся в листочки и веточки, а так же сверкающие звёзды, которых давно не видел на небе. Словно я вернулся назад, в прошлое и увидел, как это было волшебно . Волшебство? Конечно. Видеть. Чувствовать. Понимать. Как из ничего, просто ниоткуда, появляется такая красота на моём металлическом доспехе. Я помню. А иногда, с утра, я даже замечаю на ней иней и чувствую себя каким-то снежным существом! Представляете? Ха-ха! Снежным существом! Улицы покрыты тем самым инеем, а в лужах тонкие-тонкие корочки льда. Я всегда сажусь возле них и всматриваюсь в глубину. Я понимаю, что никакой глубины в лужах нет, но если всмотреться в этот тёмный лёд, то взгляд словно утягивает внутрь… Возможно, там, в глубине, кто-то живёт. А что? Я уверен, что они просто прячутся от меня. Ну конечно, я не так прекрасно выгляжу, как фея, но бояться меня… Иногда мне даже обидно, что я никак не могу поймать момент, когда они смотрят из глубины на меня. Я приходил вечером, утром и днём, но у меня так и не получилось узнать, кто там живёт. Ну почему? Мне никто не мешает часами общаться с моими друзьями из глубин лужи. Я сказал друзьями? Хм. Возможно, это действительно так… Ведь мне с ними интересно, время летит незаметно и они меня всегда слушают. Всегда-всегда! Мне нравится проводить время с ними. Хорошо, что на улицах нет людей, которые могли бы нам помешать. Вообще нет. Ни одного. Игры. Это очень приятно и весело! Люблю веселиться! Я часто рисую на стенах домов разные забавные рисунки. Угольком. Я всегда ношу с собой рисовальный уголёк. Когда он стачивается, я развожу костёр и когда он прогорит, беру новый, самый замечательный уголёк. Кстати, о картинках. Иногда я даже огорчаюсь, когда из дома, на котором я изобразил очередной шедевр, никто не выбегает, дабы отругать меня и сказать, что так не стоит делать приличному человеку. Хе хе. Ничего они не понимают в искусстве. Это же прекрасно! Ведь хоть кто-то в этом городе ещё понимает, что угол обвалившегося дома – лучший холст для таких рисунков. А где ещё? На скалах или асфальте рисовать? Лучше уж на скалах. Никто не знает, когда обрушатся эти стены. Может сегодня. Может завтра… Но асфальт-то, точно покроется снегом из нависших над городом туч. И что? Я зря старался? А ещё, мне иногда кажется, что рядом кто-то есть. Дёргает меня за руку, толкает в плечо и дует в ухо. Сначала, я думал, что это ветер. Мой друг никогда не упустит случая подшутить надо мной. Я помню, помню, как он сорвал шлем с моей головы своим криком и заставил меня бежать, пока я его не поймал. Шлем, конечно! Сколько бы я не пытался играть с другом в пятнашки, он всегда выигрывает. Так не честно… Но я прощаю ему всё, как обычно. Ведь он умеет веселиться, как никто другой! Его шутки всегда поражали меня разнообразием и оглушительным смехом! Хотя, конечно, это может быть и эхо моего голоса… Он такой шутник, что я уже не знаю, где правда, а где шутка! Снова наступила зима. Эта хрустально-звонкая зима. Часто, я не хочу, чтобы она кончалась, хотя и понимаю, что это неизбежно. Снова наступит весна, потом лето, потом осень. Я всегда буду ждать зимы, сколько бы на это времени не понадобилось… Потому что только зимой, я могу улыбаться. И только зимой, мой выжженный атомным взрывом город становится ещё прекраснее… … - Эй! Ты вообще меня слушаешь?! – слова были подкреплены увесистым толчком в плечо. - Да, милая. Конечно. Просто задумался. Я всегда внимательно тебя слушаю. Мой взгляд, как обычно, тоскливо скользил по ярко освещённым улицам мегаполиса. По его неоновым витринам, сотням вонючих автомобилей и тысячам равнодушных людей. Это не мой город.

(де-юре счастье) Это было то самое 14-ое февраля. Даже сейчас кристально чисто помню этот день. И этот ресторан я нашёл случайно. Просто хотелось как-то развеяться, почувствовать новые ощущения, которых раньше не испытывал, а может быть было просто скучно, ведь я был один в такой день… В такой день, да. Déchiré. Многие скажут: Что нового может быть в ресторанах? Может.Просто никогда не задерживался в них. Так как всегда недолюбливал такие многолюдные, шумные места и старался по возможности избегать их. К тому же, кому приятно, когда на тебя смотрят во время еды? Ещё бы в тарелку заглянули! С них станется. Люди же… А это заведение меня покорило сразу и надолго. Возможно, даже навсегда… Просторное, я бы даже сказал, огромное помещение; загадочный полумрак, скрывавший силуэты и движения, как густой туман Лондона; негромкие голоса людей, невидимой стеной окружающие тебя, но не заставляющие биться в звуковой клаустрофобии, а наоборот, создающие мираж домашнего уюта. Высокие окна со странным, вроде как узорным стеклом, но изображающие летние картины. Даже надменные и холодные люди, похоже, промёрзшие до самого сердца ледяным дыханием улицы, словно попадают в тёплый дом, к старинному камину и оттаивают вплоть до звонкой капели смеха… Мне действительно здесь нравится. Особенно эти странные светильники на стенах, в виде сердец, расколотых пополам, и покрытых трещинами. Мощный свет, источаемый ими, еле проникал во все эти щёлочки стен, но мягко рассеивался вокруг светильника. Создавалось ощущение, что это сердце как бы горит тёплым, неторопливым, ласковым огнём. Поразительное зрелище. Да и символично на сегодня, я думаю. Словно соткавшись из полумрака, ко мне не спеша подошёл улыбающийся мужчина одетый во всё чёрное. Классическая рубашка, перекинутое через руку белоснежное полотенце, отутюженные брюки и лакированные туфли-казаки. Отличительными чертами, по которым его можно было заметить, были лишь белый галстук-бабочка и такая же белоснежная улыбка. От него исходила настолько невероятная волна доброжелательности, что я тоже невольно заулыбался. Сразу чувствуется, что человек свою работу любит, выполняет её на совесть и уважает посетителей. Такими и должны быть официанты. Продефилировав мимо, он словно бы случайно, но аккуратно, положил мне на стол пухлое меню и скрылся в темноте. Интересно… Бордовая кожаная оплётка, твёрдое основание, серебряная инкрустация и вышитый опять же серебряными нитками символ ресторана – расколотое сердце. А по-моему, сердце как раз не расколотое, а собранное, ибо в этом месте, похоже, складываются давно разрозненные детали, которые давным-давно тянулись друг к другу… Что ж, посмотрим. Салаты… Первое… Мясо… Настоящая немецкая свиная рулька! Великолепно… Пища мужчин и для мужчин. Нежное, но жирное, пряное и сочное мясо. Что может быть лучше под холодное, качественное пиво? Немцы знают в этом толк. Это уж точно. Начинать стоит именно с этого. Кстати, о пиве… Ирландское красное. Не лёгкое светлое, но и не грубое тёмное. Нерафинированное. Посередине. И обладает ни с чем несравнимым, бархатистым, мягким вкусом с почти незаметной горчинкой. Может быть, завозят из ближайшей пивоварни, а скорее всего, даже варят сами. Пьянею медленно, но до ярости и бешенства, но всегда есть такси. Вяленное ассорти из свинины и говядины! А на десерт стоит взять две корзиночки “Сударыня” с лесными ягодами и белковым кремом, а так же, крепкий кофе со свежими сливками. Это не ресторан, а рай какой-то! Я давно не видел в меню такого сочетания нужных мне блюд! Где они всё это берут? Откуда-то из-за спины материализовался уже знакомый мне, улыбающийся официант. Склонив голову над блокнотом, неторопливо записал мой гранд-ужин, слегка приподнял брови, видимо, оценив выбор и кивнув, ушёл. В ожидании заказа, я с интересом стал рассматривать зал. Что не успел я заметить под первым впечатлением? Ведь это было непростым делом с таким количеством света. Достаточно вместительный зал был воплощением одновременно дизайнерской и консервативной мыслей. Широкие и длинные столы, с белыми накрахмаленными скатертями и расшитыми в такой вензелями, рассчитанные, видимо, на большие торжества и немалые группы людей, но сейчас и в такой день? Видимо, поэтому на них сейчас были только букеты живых…да-да, живых цветов! Думаю, эти вместилища для шумной радости и веселья недолго будут пустовать. Праздники, даты, оттиски – это лишь тавро на нашем сердце, но такое обязательное. Небольшие, круглые столики с серебристыми же скатертями и с белой вышивкой, словно созданные для дружеских компаний из четырёх человек. Сервировка, бокалы, ровный ряд вилок, ложей и ножей… Кто может похвастаться знанием всех персон? Я – нет. Ха ха. Приходится довольствоваться харизмой и интуицией. А музыка…ах, эта музыка… Поразительно. Убаюкивающая и словно подгоняющая: Быстрее, быстрее, ты не успеешь! Словно тиканье часов. Тик-так. Шаг влево - шаг вправо. Поворот. Она в руках…и вот её нет. Поворот. Качание бедёр…она твоя. Шаг в сторону, она ближе к другому, чем к тебе. Ча ча ча. Раз, два, три, раз, два, три… - Вы не против, мы присядем? Свободных мест нет, увы… Если не стесним, конечно. Вау. Нет, нет так. ВАУ. Мой взгляд скользил снизу вверх. Шатенка и брюнетка. Русая.. Морщинки вокруг глаз, крупная грудь, усталая улыбка, слегка желтоватые пальцы. Курит? И да…. Стройная, подтянутая, словно нить энергии, с ниспадающим каскадом волос цвета полуночи и небольшим, но упругим бюстом и тонкой талией, да озорным взглядом. Юная. Но близняшки. Близняшки? Нет, сёстры. Нет, близнецы… Что-то было в них общее, неуловимое. Взгляд? Улыбка? Что-то было. - Д-дда, коннечно, присаживайтесь. – я не узнавал свой голос. - Мы попали под дождь, а тут так уютно и красиво… - хрипловатый голос выдернул из каких-то благостных мечтаний. - Да я и сам тут в первый раз… Не люблю рестораны, знаете ли… - Ну раз мы с вами сегодня вместе, может быть, познакомимся? – и “выстрел” из-под пышных ресниц. - Виктоша…ээээ…Виктор. Матушка зовёт “виктошей”, привык – зарделся я. - Виктор… Victory. Победа. – словно смаковала на вкус чёрненькая. - Да уж…явно победа, отыскать такое прекрасно заведение. – тонкие пальцы скользили по инкрустации меню, - что вы заказали? - Рульку, красное пиво “Tenderness” и корзиночки…ну, с белковым кремом. - Гурман, гурман. – Улыбка из сумрака. – Официант! Он появился из ниоткуда. Словно соткался из полумрака сигарного дыма и вожделений людей. - Ваш заказ, madame? - Мне суп-харчо, шницель и триста грамм водки в графине. Ей, - кивок в сторону, - салат “Французский”, гренки по-испански и вишнёвый сок. - Хороший выбор. - Я знаю. – спокойный взгляд по ту сторону стола. - Ну коль, так началась эта ночь, могу я узнать имена сих прекрасных ангелов, посетивших меня? - А зачем это вам? - Ну всё же, такая погода, такой день… А вдруг это судьба? - Вы верите в судьбу, Виктор? – взгляд был пристальным и я бы даже сказал, суровым… - Да просто так сказал, к слову пришлось… - Ну чтож…зовите меня Любовью, а её Мечтой. - Любовь…Мечта… Вы шутите? - Нет, конечно же нет… Какая разница в именах за нынешним столом? Пусть будет так. - Пусть будет так, - отозвался я эхом. - Мечта, сходи, потанцуй. Вооооот тот паренёк в самый раз, - указала куда-то в темноту русая. Нам принесли заказ. Одновременно. Я не знаю, как это всё уместилось на руках официанта, но это было шикарно. Мягко двинув плечами, он расставил наши блюда по столу. Браво! Это было профессионально… А мой взгляд скользил по талии удаляющейся в мглу Мечты, как её представили. Тонкая. Грациозная. Юная. Сексуальная. - Виктор? - Ааааа…да. Я тут, Люба. - Быстро мы перешли на “ты”, - усмехнулась старшая, - ну да ладно. За знакомство? Дзынькнули бокалы. Лёгкая усмешка на её губах. Почему…почему я себя чувствую так странно? - Виктор. Налито сто грамм водки в её бокал. И красного в мой. - Дддда…? – я не узнаю свой голос, он трепещет как осиновый лист под этим тяжёлым взглядом. - Что для вас наивысшее счастье? Счастье, которое превыше всего и ради которого вы готовы на всё. Сложный вопрос. Очень сложный. Больной вопрос… - Ну…я не знаю. Я много раз задавал себе этот вопрос, но так и не нашёл ответа. Выдох. Серебряные вензеля на решётках за окнами. И стопка водки проглочена моей собеседницей! Бррр, какая жуть. Горько и противно. - Вы же мужчина - Хорошо, хорошо. Это верная жена, двое детей (обязательно мальчик и девочка), да тёплый очаг. - пробормотал я. - Вы уверены? – скептически покосилась на меня собеседница. – Не надо так нервничать. Это всего лишь вопрос. - Да, уверен! Этого хочет каждый мужчина! - Почему вы тогда провожаете жадным взглядом каждую тугую попку под короткой юбкой? - А я не женат! - Ты не ответил на вопрос. - Да потому что каждый мужчина вожделеет к чужой женщине, не важно, можно или не можно! - Прекрасно… И именно поэтому вы так ревнуете, когда чужой мужчина впивается взглядом туда же? У меня рухнули руки на стол. Что не так с этой женщиной?! Что за вопросы? И сто грамм опрокинуты. - Мечта! Плавно покачивая бёдрами, к столу молча приблизилась вороная. Какоооой взгляд… Омут. Зыбучие пески. Сингулярность. - Потанцуй с одиноким мужчиной…мне надо подумать. Мягко тронув меня за ЯГОДИЦЫ, Мечта увлекла меня в сумрак танца. Па. Па. Па. Парам-пам-па. Па. Па. Па. Парам-пам-па. Ничего не понимаю в этих танцах. Её небольшая и упругая грудь прижимается ко мне вплотную. - Виктор, мне интересно… - Ээээ, мммм, ааааа? - Я красива? - Дааааааа… - Мужики такой экстаз получали, что самой завидно. Старалась! - Аааааа… - Вот сколько лет, сколько лет, а я всё ветрена, как говорит сестра. Вроде и столько мужчин, столько опыта, да замужем была… А всё никак, девичье счастье-то найти! - Ээээээ… Мои брюки взмокли. Они прижималась ко мне всё сильней и сильней. - А вы думаете, легко сейчас порядочной женщине без мужа? И танцует возле меня, танцует, я чувствую её… Краем глаза ловлю Любу. Тяжело ей наверное, без мужика… Такой вообще тяжело. Ну и что, что грудь, а лицо-то? Морщины. Па. Па. Па. Парам-пам-па. - Разрешите? - моё внимание привлёк стройный, загорелый и немного седой мужчина, настойчиво предъявляющий права на МОЮ женщину - Идите к чёрту. - Простите? - Я сказал: ИДИТЕ К ЧЁРТУ! Очнулся я на стуле…мягком таком стуле. Ресторанном. Потрогал лицо – кровь идёт, но челюсть вроде в порядке. Напротив сидела…Любовь. Люба Она опрокинула в себя ещё сто грамм водки. Обычной водки. Сморщившись, просила: - Как ты? - Нормально. Ну, дали по морде, за честь девушки…бывает. - Тогда почему вы не принимаете такие же удары, за вашу законную “половину”, пусть, она даже гипотетическая? - А что? Баба она и есть баба! – ударила мне кровь в голову. - Но, неужто чувства ничего не значат? – усмехнулась Люба. Я вскочил и отбросил стул из мягкого серебристого бархата. Сволочь! Что она может знать об этом! Мечта танцевала с каким-то очередным офицером… Любовь наливала третью рюмку… И тут я понял. … … … … … … … Привет. Трещины на потолке. Трубы. Таб-лет-ки. Я всё понял. Люба…

Грозно шумят в голове мысли, наталкиваясь одна на другую, свободно пробивая пелену спокойствия. Странные, разные и этим пугающие, страшнее, чем ночной кошмар, от которого мы просыпаемся в холодном поту. Мысли, мысли, мысли. Круговерть гениальных идей, красивейших образов и горчайших поражений, от которых едкие, как дым, слёзы навёртываются на глаза и протяжный стон доносится из глубин груди. Текут жгучие слёзы, горло содрогается от горького плача, голова запрокинута в истинной скорби, но всё это для того, чтобы, осознав ошибку, с радостью броситься в омут новых идей, образов и поражений. Человек тратит последние силы, стараясь постигнуть такую недостигаемую для человеческого ума Истину, не зная, что на самом деле, она есть во всех нас, ибо Человек - есть древнее генное хранилище всех открытий и знаний предков. Но, продолжая растрачивать такой дорогой потенциал и не менее ценный талант, Человек, крутясь вокруг великого знания, постепенно выцарапывает острые, как наносекунды, воспоминания, следуя вечному принципу – капля точит камень. И когда-нибудь, затерявшись в Бесконечности, ласково улыбающейся в жестокой усмешке, в одно долгое мгновение, всё человечество зависнет в ослепляющей своей правдой мысли: “А зачем всё это?!” И Человек поймёт, с ужасом озираясь на выжженную Землю вокруг себя – как следствие идеи и воплощения атомной бомбы, что, постигнув Истину и даже, значение человечества как вида, в вечном водовороте вселенной и Бесконечности, он всё равно останется Человеком. Человеком, что будет вечно разрушать, безжалостно убивать, уничтожая самого себя, с жалкой улыбкой непонимания, Человеком, что никогда не поймёт уроков истории и Бесконечности. И конечно, вспомнится глубокая в своём понимании мысль, родившаяся в горьком созерцании убивающего себя мира: уроки истории заключаются в том, что история ничему не учит, а лишь наказывает за невыученный урок...

Тишина, гробовая тишина, изредка нарушаемая негромкими голосами и стонами, мгновение и крик, детский крик, радостные возгласы и ещё одни юные глаза смотрят на нашу реальность. Так мы появляемся на свет, все мы, без исключений вечных своими открытиями гениев, пожизненных дураков, сильных мира сего и слабых, что должны будут погибнуть в жизненной мясорубке. Все мы идём разными путями, делая глубокие ошибки и испытывая рой эмоций, но кто-то идёт по мягкому, посыпанному песочком пути Лжи, а кто-то, продирается сквозь заросли колючих шипов, с капелькой крови на каждом острие, по пути Правды. И часто, в наслаждении первой дорогой, не зная, что в конце её только мрак и бесчестие или ослеплённые раздирающей плоть болью, которая ждёт нас на каждом повороте пути Правды, что ведёт на вершину мудрости и счастья, мы не замечаем людей, что вместе с нами, всю нелёгкую нашу жизнь идут рядом. Да, идут рядом, поднимают нас с колен, в минуты отчаяния и безнадёжности, те люди, что подставляют нам своё мягкое и нежное, но крепкое плечо, когда мы взбираемся на вершины или бросают нам надёжную верёвку, когда мы находимся в глубинах безысходности. Люди, что всегда видят в нас только лучшее и самое красивое, какими бы мы не были, королями или бродягами, мудрецами или глупейшими людьми на Земле. Наши милые, дорогие как зеница ока, ласковые как летний бриз на берегу моря и незаменимые как воздух, наши дарящие жизнь, родители. И пусть проходит Вечность, серебрятся пряди волос, постепенно белея, как снег на вершинах гор, пусть бьёт жизнь, заставляя драться за последний кусок хлеба, пусть меняется характер, заставляя их кричать на нас, ругать и поучать, всё равно желая нам лучшего, пусть всё медленней и медленней бьётся сердце, теряя постепенно ритм в шагах Бесконечности, но мы будем видеть их такими же молодыми, сильными, смелыми и опытными, с трезвым разумом и чистыми помыслами, несмотря ни на что, и будем вечно благодарны за всё то, что они для нас сделали. Ведь не даром, родилась такая освежающая, как чистый родник, и прекрасная в своём смысле, вечная фраза: горький дым отечества нам сладок и приятен...

Чистая, как разум ребёнка, открытая, как гора всем ветрам, искрится улыбка на наших губах. Нам весело, радостно и просто хорошо. Мы забываем про всё и вся, погружаясь с головой в забвение и причиной тому, тот человек, что всегда также радуется, видя нас, нашу радость. Просыпаясь безлунной ночью, мы, слыша его крик, спешим на край реальности, мечтая помочь ему, не умея плавать, мы бросаемся в нулевую по шкале воду, видя что он не выплывет без нас, слепая ярость ослепляет нас, когда мы видим кровь на его лице, зная, что посмевший причинить ему боль, не проживёт до завтрашнего мрачного рассвета. И мы живём, понимая, что всегда будем рядом в трудную и тяжёлую минуту, бескорыстно зная, что всегда в нужный момент, помощь придёт и к нам в ИХ руках. И мы живём, наслаждаясь этой серой и безрадостной жизнью, в которой ОНИ - как яркая, цветная и весёлая радуга, дарящая покой и равновесие в душе. Наши друзья. Ласковая тень на нашей обожжённой коже, капли воды в бескрайней пустыне, сверкающие звезды в тёмном беспамятстве, тёплый дом в дождливую и холодную погоду. Жизнь идёт своим чередом, по дороге, уходящей в Бесконечность, а мы не помним плохого, пока рядом друзья. Но всё в жизни кончается, как рассыпается в песок монолит, высыхают в грохочущем беге водопады, вымирают целые племена. Мы настолько привыкаем к такой радостной, ласковой и приятной жизни, что почти не замечаем искр, что встречаются в монотонной реке обыденности, думая, что друзья будут с нами. Но однажды, мне сказали то, что осело острым илом у меня в памяти, выцарапывая каждое слово в разуме: мы никогда не поймём, насколько нам дорог человек, пока он не уйдет из жизни...

Мрачное небо и мрачные люди, Кто же мне сможет сказать, За что эту жизнь мы всё-таки любим? А она продолжает нас огорчать, Все за спиной: шу-шу-шу, шу-шу-шу, Куда мне убраться от сплетен? Милая, ты мне ответишь, если спрошу, Почему моё солнце не светит? Висит оно словно лампа в провале, В сером провале средь туч, Не светит, не греет, словно устало, А я так мечтал получить один луч, Мрачная улица и мрачные будни, Сколько же лет каждый день всё серо? Жизнь холодна и невкусна как студень, Кривая улыбка и мне всё равно, Хотя... всё же нет, попробуй ответить, Тебе твоё солнце светит всегда? Разве не хочется, хоть раз крылья расправить, И, всех послав, улететь в никуда? Лететь и лететь, улыбаясь рассвету, Можно запеть, если просит душа, Если свободна, вопреки всем заветам, Выше и выше лететь, от счастья дрожа, Тогда ты ответишь мне наконец-то, С радостным криком на Землю упав, Ты скажешь, положа мне руку на сердце, Сергей, если ты света искал - ты не прав! В каждом из нас, словно яркое пламя, Светится сплав души и любви, Среди мрачных и серых будней местами, Горят всемогущие люди-огни, Летим, покажу, я видела часто, Много таких огней на Земле, Летим же... Но я скажу тебе: "Ясно" Моя душа и так в адском огне, Взгляд подними и ты увидишь лишь тучи, Солнце потухло и холодно мне, Сердце моё рассказом не мучай, Найди мир лучше чем этот, себе, Крылья мои металлом обшиты, Каменное сердце мешает взлететь, Счастье и радость были разбиты, Певчие птицы в неволе не смогут запеть, А ты улетай, пока есть ещё силы, Мир мой жадно энергию ест, Лети же, лети, туда, где ждёт тебя милый, А я же продолжу нести тяжкий крест...

Она снова кричит, мне вслед, надрываясь, Вперёд делаю шаги, чему-то вдаль улыбаясь, Иногда мимо меня кто-то падает с крыши, Но не замечаю, не вижу, не слышу, Плачь, задыхаясь, беги вслед за мной, Остановлю вновь поднятой небрежно рукой, Когда ты нужна, словно воздух, была, Как помню, развлекалась с кем-то тогда, Ты что-то бормочешь, жестикуляция слова, От меня взгляд косой – мне это не ново, Слёзы текут, сломлен нрав дикий твой, А… Ну и хрен, дорогая с тобой, Захрустев позвонком и крылом отмахнусь, Иди… Ты иди, я давно не сержусь, Не скрою, ранее важен был каждый приказ, Теперь мне с высоты “положить” бы на нас, Что тебе делать? А мне разница есть, Снова в наше дерьмо не хочу я залезть, Наши проблемы: добились, мечтали, Как стать бы свободными. И кем же мы стали? Бачили очи, шо куповалы, Долго твои глюки меня раздражали, Тонны лапши с ушей приходилось мне есть, Но на меня где ты сядешь, там придётся и слезть, Пощёчина хлёстко врежется в скулу, Да так, чтобы в воздухе перевернуло, Замолкни, не бесконечно терпенье моё, Лучше до дома сходи, забери всё своё, Вовеки с тобой, не хочу больше жить, Хоть на секунду мечтаю забыть, Расправить крылья и птицей взлететь, Там, на чужбине, вдали от тебя умереть, Мой откровенный жест ты увидела вновь, Сочится из прокушенных губ твоих кровь, А я мерно шагаю и мне так легко, Я сделал то, что должен был сделать давно, Наша наивность вовсе не оправданье, А скорее аффект, тяжело наказание, Наши чувства – чушь, обман и проклятье, От бега, до бедра твоё разорвано платье, Напоследок, взмахну я крылом и улетаю, Ну и что, что я плачу, кричу и рыдаю, Главное, теперь я свободен уже навсегда, Но нужна ли такая свобода была?

Люди, взгляните на утопию Ада, Ведь ваше создание! Вы разве не рады? Птицы падают с неба от смрада, Вы виноваты и фактов не надо, Что значат слова, когда пепел взлетает, От звука шагов – напоминает, Что был здесь когда-то лес - богатырь, А ныне лишь голый и мёртвый пустырь, Ветер несёт вдаль частицы урана, Зияет в земле котлован, словно рана, Вокруг и повсюду сплошь раны, да раны, И живы остались одни тараканы, Руины домов и пепел деревьев, Тушки гибнущих птиц с остатками перьев, Смех атомной бомбы в реакции полураспада, Это - Цивилизация и фактов не надо, Афганистан, Чечня и дальше по списку, Выше и выше по степени риска, Риска войны, мировой и кровавой, А для вражьих детей лишь новой забавой, Оружие сунут в руки ребёнку, На, тренируйся, постреляй по котёнку, Выстрел, другой в малыша вместо ласки, Вот так ребёнок…и это не сказки, Ведь страшно смотреть в детсаду на детей, Крики, рыданья, бьют тех, кто слабей, Выкрики: “Сдохни! Пиф-паф! Убью гада!” Я сам это слышал и фактов не надо, Кто цепи накинул на зверя – Свободу, Что власть не признал - не опасен народу, Опасен он тем, кто властью сверкает, Деньгами сорит, а врагов убивает, А дети посмотрят и скажут: я тоже, Хочу стать таким, с вот такой жирной рожей, Деньгами сорить, властью сверкать, Про маму забыть, ей не помогать, И снова в детсаде драки и плач, Теперь средь детей завёлся палач, Кто скажет: “Хоть одно слово – убью” Забьёт в глотку фразу: “Я маму люблю!” Слёзы текут по лицу, а что делать, Людей изначально не переделать, Катимся, катимся мы в жерло Ада, Что будем делать?! Тут фактов не надо!

Когда нам страшно – мы кричим, Когда нам больно – каждый плачет, Но если страх в душе невыносим, А в сердце ад, то это значит, Настал предел, в сознанье яд, Нет сил на гнев и сил на смех, А люди, тыча пальцем, говорят, Как невозмутим тот человек! Не забывай, моя родная, Навеки рядом, тут, в тени, Тебя проклятьем защищаю, Вини меня, иль не вини… Не забывай, моя родная, Навеки рядом, твоя тень, Твоим проклятьем возрождаясь, Как птица Феникс, каждый день… Все пишут о любви стихи, Статьи, поэмы и романы, И в это всё, свои грехи, Лишь бахрома сердечной раны, Из под пера самой Эрато, То страсть, то стон, а то измена, Эвтерпа всех благословит, А мне любима Мельпомена… Не забывай, моя родная, Навеки рядом, я во тьме, В которой ночью засыпаешь, Я буду в каждом твоём сне, Не забывай, моя родная, Навеки рядом, в твоих снах, Я знаю, нежно обнимаешь, Но не меня, я в двух шагах… Прекрасно небо, к зиме дело, Плывут неспешно, тихо, облака, С раздутым пузом, до предела, Бомбардировщики, зачавшие снега, Летят, растратив все патроны, Таща белесый ком судьбы, И люк раскрыт, вниз, мегатонны, В ту ночь мы были ещё МЫ… И после смерти, я живой, Гадес боялся прикоснуться, Живу веками, сам с собой, Мне без тебя и не проснуться… И не забудь, моя родная, Хотя и рядом, всё же я, Любовью вечно проклинаем, Так будь счастливой без меня…

Посмотри на меня, По улице крейсером, лезвием, Толпу расчленя, Двигаюсь медленно, шествием, Темен и мрачен, Всегда озадачен, Туча и туча, Но отличаюсь - не плачу, За чёрными стеклами, Словно с триплексом окнами, Защищён, бронирован, Неуязвим, околдован, Околдован безличием, Музыкой, Серостью, Абсолют-безразличием, Не трожьте, без рук, Недосуг, не до сук, Вне толпы, Навсегда со своей стороны...

Сегодня радиостанция мертва, Ни звука в мощных наушниках, От тишины гулом гудит голова, А может это эхо мыслей-безбожников? И почти не чувствую сердца, Такого живого биения музы, Лишь в голове тишины мегагерцы, Открывают безумию шлюзы... И часто, поэтому хочется, Уходить насовсем, с головой, В музыку, в тёмное творчество, Где я был и буду - всегда сам собой...

Тишина. Лишь шаги, Нарушают гармонию дня, Пустота. Лишь аур мазки, Вокруг людская толпа. Скрип. Идей механизм, Заржавел как деталь, Псих. Мой МАКСИмализм, Снова рождает печаль. Судьба. Почти приурочена, Девяносто девять процентов, Из зла. Но скорее приручена, Из моих душевных сегментов, Музыка. Жизни поток, В поиске смысла - факела свет, Калика. Словно пророк, Я себя слышу, другие же нет. Сон. Накрывает щитом, В покое проходят века, Роддом. Всё-таки дом, И опять понесутся года...