Афродита

Рассвет озарил планету. Наступало утро.
Семь часов назад мусорщик рассчитывал на очередной подвох, но все прошло замечательно. Его и напарницу распределили на неопределенный срок в до того пустовавшую комнату для персонала, расположенную в Институте генженерии. Профессор Торнак, стоило команде и пассажирам выбраться из аммонича, немедленно отправился на переговоры со своим старым знакомым, заведующим кафедрой церебрологии, а проще говоря – главным по части работы с мозгом.
Взгляд на планету с орбиты явил странникам не самый приветливый мир, скрывающий свой истинный облик за грязно-желтыми облаками. Сера была повсюду, и Нарадаев долго пытался подобрать подходящее объяснение для увиденного. Даже эта планета стала домом для человека, несмотря на то, что природа была настроена против него.
"Они такие штуки делают, что им по барабану" — пришел тогда Гиви к выводу.
Как оказалось впоследствии, к правильному выводу.
Афродитиане достигли небывалых успехов в различных направлениях биологии. Их познания были настолько высоки, что даже платформа, с которой состыковался Гребень, не была создана комплексами: то был прибуксированный астероид, разрушенный ужасающе концентрированными кислотами и заселенный культурой существ, называемых астрополипами. Десятки лет и питательные вещества для этих организмов сделали свое дело: в итоге первоначальная колония выросла в целые орбитальные доки, сравнимые с выработками границ системы. Это удивительное творение росло, присоединяя астероид за астероидом, что были любезно доставлены афродитианами. Пока еду полипам не перестали поставлять.
Спускаясь на поверхность в одноразовой капсуле, опять же, живой, Нарадаев ожидал увидеть, как их доставят в подземные города, укрытые от атмосферы. На небольшой высоте, эдак в несколько километров, падение замедлилось: надулись, подчинившись искусственно созданному инстинкту, огромные мешки достаточно прочной ткани. Вот так вот осторожно, ценой своей жизни, героическая безмозглая зверюга доставила пассажиров на Афродиту.
Капсула раскрылась, словно пасть крокодила, мифического ящера, о котором мусорщик слышал благодаря выражению "лить крокодиловы слезы", что оказалось в некоторой степени пророческим. Гиви не ожидал увидеть такого зрелища, какое предстало перед ним: коричневато-желтые деревья, образовывавшие чащу. Настоящие деревья, а не их выродившиеся потомки-бонсаи, что радовали глаз богачей Астероидства. Огромные, сравнимые с небоскребами, эти древние великаны скрывали дороги и проспекты от едких дождей и света как днем, так и ночью. Но этому месту звездный свет и не был нужен: странные овальные образования, похожие на гигантские яйца и облепившие закутки у могучих корней, излучали неестественный ярко-зеленый свет.
Но, назвав этот свет неестественным, Нарадаев совершил ошибку.
— Ух ты, они у вас еще растут! Я помню эти грибы. Никогда не знала, как они называются, но где ни показывают ваши города, всюду они, — сказала Табита.
— Верно, милочка, они с нами с самой колонизации. Они и до нас чуч были. Можеч, и после нас будуч.
...Свет прогонял тьму. Одни мысли в искусственном мозге сменялись другими. Велась оценка вероятностей. Слишком долгая для такой операции, поскольку переменных была несчетная рать...
Пхомп Сенг, главный по церебрологии, встретил их тогда, и они направились в институт на экзотическом транспорте, кабине-вагоне, установленной на спине странного существа, насекомого с длинными лапами, прямо на его панцире. Бегал он быстро и резво, отчего пассажиров потрясывало, а порой все в вагоне вообще ходило ходуном.
Гиви выглядывал из окон во время поездки. Кромешную тьму под громадными кронами деревьев-исполинов освещали огоньки, летающие в странной пляске, подчинявшейся своим, неуловимым для человека законам, и те непонятные грибы тоже приложили свои силы для освещения этого места. Другие люди, вернее, постлюди, тоже странствовали по улицам на этих удивительных зверях. Некоторые ходили по тротуарам и были одеты в элегантную, но простую одежду.
— Невероячно! Реинкарнары! И настоящая селеничка... — отозвался о Табите и Нарадаеве Сенг, прикасаясь к металлическим телам и постоянно тыкая.
— Эчо дейсчвичельно удивичельный день, мой друг, — ответил Тарнак. — Но не менее интересно чо, ччо они хочяч снова счачь людьми.
— И, желательно, обычными, — сказал мусорщик. — По крайней мере, я-то уж точно. Не знаю, чего хочет Табита.
— Мне все равно, кем вы меня сделаете, — ответила она.
Заведующий институтом церебрологии покривился, обнажив до того незаметные морщины.
— Мы давно чаким не занимались. Чысячи две леч чочно. Раньше было какое-чо усчройсчво, кочорое позволяло переносичь данные из цифрового в "биологический" формач, эчо если в дебри не вдавачься. Я, право, и не знаю, ччо с ним. Но найди мы его, ваши меччы сбылись бы.
— Я думаю, что у вас все получится, профессор. Потому что мы не нужны будем ни Конфедерации, ни Астероидству, ни вам. Только пришельцам, и то не факт.
— Пришельцам? Оск, ты знаешь ччо-нибудь об эчом?
— Да, Гивиан все рассказал. Гивиан, не могли бы вы проиграчь запись еще раз?
И вновь обращение чужаков прозвучало. На сей раз Нарадаев остановился вовремя, не включив в сообщение приказ об атаке.
— Хорошие перспекчивы, профессор, — сказал Дебусар. — Конфедерачы получач по заслугам, пусчь чеперь очдуваючся их почомки за их проколы. Как невиновные гэйяне.
— Не говори чак, — встрял Оол. — Не факч еще, ччо мы справимся с ними.
...Наконец, Гелиос показался во всей красе. Через окна Гиви видел бесконечный лес, пробуждающийся ото сна. Афродиту нельзя было ни с чем сравнить, до того она отличалась от всего ранее виденного мусорщиком.
— Если профессор найдет способ оживить нас, мы сможем насладиться этой красотой... — как бы невзначай сказала "Ангел".
— И что дальше? Останешься здесь?
— А где еще? В Конфедерацию? Ой, умоляю. К тебе? Ни за что. — сказала спутница.
В комнатах, предоставленных им, во тьме светились причудливые стены. Излучали они мягкий свет, переливающийся всем спектром красок. Безусловно, то, что создавало его, тоже было делом рук генженеров. Как и комнаты, которые растут сразу в этих деревьях и не мешающие мирному сосуществованию растения и человека.
— А я никогда не буду здесь больше. Я вернусь, если вся авантюра кончится хорошо, обратно в Астероидство. Мне уже не нравится здесь. Они... относятся ко всему этому живому как к должному. Им не жалко той разбившейся капсулы, тех полипов.
— А разве тебе жаль? Гивиан, тебе не может быть жаль. Ты лишен чувств, — сказала Табита, лежа на диване, принявшем ее форму. — Глупо жалеть то, что можно восстановить. Ты будешь жалеть того себя, который умрет, когда твое сознание переместят в новое тело?
— И ты из них. Да, я не жалею сейчас. Но я сделал некоторые выводы. Так вот, если я оживу, мне будет жаль. Я буду благодарен церебрологам, но это место не для меня. У нас даже кустик в горшке – уже сокровище. Эта планета похожа на сокровищницу.
— А, вот ты как, Гивиан. Но ведь это жизнь, я думала, ты более привычен к смерти и прочему.
— Да. Но это бестолковые смерти. Это даже не смерть одного для прокорма другого. Это просто так, — подытожил сказанное Нарадаев, уходя от окна. Желто-розовое небо вещало живущим выше основной массы листьев о том, что настал новый день. И по мере проникновения лучей в комнату "обои" постепенно блекли.
"Ангел" все так же лежала на чудном диване. Ей не нужно былл отдыхать, но, наверное, она просто пыталась представить себя живой, так сказать, подготовиться к бремени воскрешения.
— Афродита такая ядовитая. Всюду сера, а еще вулканы. Как все это может существовать тут? — спросил Гиви. — Может, ты знаешь?
— Ты сам знаешь ответ, просто не думаешь в нужном направлении. Ладно, не буду томить. Афродитиане могли "подкрутить" что-то в деревьях. Хотя, насколько мне известно, эти растения, и вообще все живые существа здешние построены на том же, что и мы, но вдобавок им нужна сера. Для нас это ад, для них – раздолье.
— Хм, неожиданно. Не мог и додуматься до такого... — сказал мусорщик и вновь подошел к окну.
Желтые небеса рассвели. Где-то вдалеке пролетали огромные крылатые существа, к телам которых были прикреплены кабины, словно то были части бандажа. Слишком большого для того, чтобы он предназаначался для лечения. Слева пролетела стая существ, отдаленно напоминавших раскормленных мух.
Нарадаев посмотрел вниз. Оранжевые и желтые листья, что облепили красно-коричневые ветви, не давали понаблюдать за происходящим внизу.
— Эти генженеры много наколбасили тут. Эти наши апартаменты. Как можно было додуматься до такого использования живых деревьев? — как бы сам у себя вопросил Нарадаев, поглядывая на утреннее небо; за облаками, что застилали его большую часть, не было видно Гелиоса. Лишь одно облако было освещено по краям ярче иных: оно-то и прятало спасительный свет.
— Ой, это не их изобретение. Это природа сделала. Когда Афродита еще не была населена, разведчики обнаружили эту интересную особенность. Тут селились разные животные. Да-да, у деревьев был с ними симбиоз: зверье гадит, дышит, выделяет углекислый газ, а грибы с подстилки растут на нагаженном, деревья впитывают углекислый газ и дают кислород, а ночью и сами выдыхают.
— И что, где теперь эти животинки? — спросил Нарадаев.
— Не знаю, раньше их одомашнивали, насколько я знаю. Ну здесь понятно, при инсте держать их не будут. — ответила "Ангел".
"Не знаю фамилии даже. Не удосужился узнать."
— Табита, извини за бестактный вопрос, но какая у тебя фамилия? Столько прошло, а я до сих пор не узнал.
— Паурс моя фамилия.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Никогда еще Гиви не заканчивал разговор на никакую тему таким "никаким" вопросом.
***
Прошло полчаса. Нарадаев все так же вглядывался в оранжевую бесконечность, шелестевшую почти круглыми листьями и издававшую звуки копошения под могучими кронами. Где-то внизу зазвучал постоянно дрожащий звук, напоминавший мусорщику игру на стаканах; тем не менее, сия мелодия была рождена голосом какого-то живого существа: прислушавшись, Гиви обнаружил схожести между тенором и этим звучанием, состоявшие в колебаниях связок.
— Птица какая-то?
— Не знаю. — коротко ответила ему Табита, прекратившая разлеживаться. Теперь она ходила по помещению, ровную форму которому придала человеческая рука; не рука тончайшего скальпеля или какого-то другого инструмента, направляющего яйцеклетку на доращивание, а именно рука плотника, крепко сработанная и сильная.
— Ты говоришь, что не смог бы жить здесь. И что подашься к себе обратно. Но что будет, если нам не вернут живых тел? — спросила Паурс.
— Все равно я уйду отсюда. Но тогда уж подальше от людей.
Листья древ-небоскребов полетели на север, следуя по потоку ветра, внезапно поднявшегося из ниоткуда.
— Эта планета ломает все мои представления. Я думал, что сквозняки могут быть только в коридорах.
— Разве ты никогда не бывал на живых планетах? Ой, что я спрашиваю...
— Нет. Астероиды, станции, Граница, луна.
— Наверное, надвигается дождь. Посмотри на тучи.
Нарадаев присмотрелся. С юга плыли грязно-оранжевые , скорее даже цвета старой ржавчины, тучи.
— Надо же. Дождь. Я слышал о нем. Читал. Но тут он будет едким, так ведь? — спросил мусорщик.
— Так, так.
"Створки", больше похожие на веки, показались с противоположных сторон окна. Дерево готовилось к поливке. Прозрачные ткани, словно шторы, начали смыкаться, поскольку на них было множество каналов для влаги, не позволявших упускать дары небес.
Где-то снаружи, за древесной перегородкой, послышались шаги. Они сопровождали слова, которые говорил Оскар Торнак кому-то.
— ...ене подаричь, чакие воч дела, — объяснял он что-то собеседнику, чей шаг был короче и стук ног которого звучал раза в полотора чаще, чем у профессора.
Дверь в комнату открылась. Хотя, скорее, то была не дверь, а эдакий вертикальный беззубый рот. Сенг вошел первым, за ним ступил Торнак.
— Добрый день, уважаемые! Как вам чуч?
— Добрый день, профессор. Мы только и ждем вас. Только что о нашем будущем размышляли. А вы что скажете? — ответила Табита.
— Ваше будущее пока чуманно, но мы счараемся. Кчо-чо прознал о чом, ччо вы, механоиды, у нас содержичесь. Журналюг сегодня аспиранчы гоняюч.
— Что с той штукой, которая может нас оживить? — Гиви перевел разговор в нужное ему русло.
— Сенг ведь сказал, ччо все пока чуманно. Мы нашли ген-мачрицу для воссоздания органической части, но у нас пока неч лоадера. Мы ищем его во всех музеях и коллекциях, плюс его нужно будеч ремончировачь, скорее всего. — ответил Оскар.
"Хоть какие-то шансы."
Торнак подошел к реинкарнированным поближе.
— Я пришел сюда еще и с вопросом, не обессудьче, пожалуйсча. Сохраниче ли вы эчи чела себе на памячь? Или нам очдадиче?
— Забирайте. Мне не надо. — сказал мусорщик.
— И мое возьмете. Мне тоже не нужно. — ответила "Ангел".
— Профессора, какие шансы на то, что вы найдете, что вам надо? — задал свой вопрос Гиви.
— Половина на половину. Впрочем, до ночи еще далеко. А чам и не один день. Ччо-нибудь да будеч. — ответил Сенг.
"Так и пройдет пять тысяч лет."
Сверкнула молния. Послышались раскаты грома. И ливень сернистой кислоты начался.
***
Казалось, этот день будет бесконечным. С момента восхода Гелиоса прошло пятнадцать часов, а звезда и не думала уходить с небосклона. Всего лишь сместилась немного, да и темнее стало. Гиви и Табита не разговаривали: не о чем было. Сутки на Афродите были подлиннее стандартных; Гиви поразмышлял над тем, аким календарем пользуются местные: стандартным или своим? Нарадаев осмотрел каждый сантиметр предоставленных апартаментов. Но лишь убедился в неподдельности этого исполинского дерева: до последнего он сомневался в том, что это настоящее растение, а не обросший гигантскими вьюнами и лозами многоэтажный комплекс. Расследуя, куда же отправляются соки, текущие по полупрозрачным трубочкам, расположенным во внутреннем слое коры, мусорщик даже выходил в коридор и успел напугать своим внезапным появлением одну аспирантку. С того момента он более не выходил исследовать институт.
На "улице", если так можно было назвать засаженное пространство, продолжали свои песни те существа, чей голос был похож на игру на стаканах. В небесах жужжали, словно огромные комары, гигантские насекомые; впрочем, их жужжание имело несколько отличную частоту, а размеры превращали звук в гудение, от продолжительного прослушивания которого, имей реинкарнар нервы, Гиви закрыл бы уши.
Под могучими кронами зажигался призрачный свет, где-то малиновый, где-то зеленый – те странные яйцеобразные грибы пробуждались. Да и внутренние ткани дерева начинали излучать свет.
— А тем временем Трехсистемье воюет с пришельцами. Интересно, они доберутся сюда? — спросил мусорщик.
"Ангел" подошла к нему и тоже стала глядеть в "окно".
— Даже если они доберутся сюда, их оружие будет бессильно против афродитиан. А если попробуют высадиться и атаковать трофеями – умрут от боевых вирусов.
— Если вообще смогут высадиться. Аммоничи с пушками им не дадут. — домыслил Нарадаев. Он глядел на лицо Табиты и сравнивал с сохранившимся четким кадром ее живого лица. — Кстати, помнишь, Тарнак говорил про аэрочилусов? Интересно, если они умирают, как те, кто внизу, не убиваются об их падающие ракушки?
— Хороший вопрос, Гивиан Сулейманович. У них панциря неч. Панцири мы вывели у аммоничов. — пояснил незаметно вошедший в комнату профессор Торнак.
— Ааа, вы уже вернулись, профессор. Ну как там ваши поиски? — задала Табита вопрос.
— Можече ликовачь! Нам удалось скооперировачься с одним музеем. Через неделю мы вырасчим подходящий мозговой модуль, а завчра получим привод, починим, проверим, а почом и вас оживим.
— Как же я рада, что все так замечательно! Спасибо, профессор! — ликовала сптуница.
— Тела отдайте тому музею, хорошо? — предложил мусорщик.
— Собсчвенно, они и саси чам эчо предлагали. Ну ччо ж, до завчра! Побегу я.
— До завтра!
Дверь-"рот" закрылась, и, когда шаги утихли, Нарадаев спросил у Паурс:
— Так рада, говоришь... Какие эмоции?
— Была бы рада, будь я жива. Да и ты тоже, Гивиан, так ведь?
— Так. Это здорово. Всего неделя отделяет нас от этого. За неделю, тем более длинную, как здесь, могут напасть водоросли, главные введут военное положение, или аппарат будет невосстанавливаемый, или...
— Ты так сомневался по поводу этих замечательных людей, — перебила его Табита.
— Нууу, тут тебе детектор лжи не поможет. А в реинкарнарах есть оракул? — попытался сказать это с сарказмом Гиви.
— Параноик. Нужно быть оптимистичнее. Не сказала бы я, что детектор определил их как говорящих правду, ты бы еще непонятно куда все это дело завел. Нужно верить в хороший конец.
— В хороший конец нужно верить, только перестраховавшись, — отрезал Нарадаев. — Перестраховались детектором – и молодцы.
Мимические искусственные мышцы лица напарницы попытались изобразить хитрость. Без накладной кожи это смотрелось по меньшей мере неудачно.
— Или нет?
— Или нет. Не было никакого детектора. — раскрыла ложь "Ангел".
— Чую, эта неделя будет очень и очень долгой.
И грибы, и стены становились все светлее и светлее. Из "окна" было видно, как в лесу загораются и другие огни. Маленькие огоньки светлячков зажигаются и летают в воздухе, в котором содержание серы сведено к минимуму стараниями деревьев. Город-лес становится похожим на упавшее и недогоревшее солнце, не давая кромешной тьме безлунной ночи поглотить зарвавшихся на святую святых – баланс природы – людей, кличущих себя транслюдьми. При том, что они остались бессильны перед опасностями космического масштаба.
В небесах слышится хлопание крыльев. Некий вид, бодрствоющий ночью, закабаленный человечеством, исполняет свою работу вместо уснувших инсектоидов-левиафанов. Блестят точки звезд, напоминающие мусорщику о том, что скоро его здесь не будет ничего держать. О том, что скоро он вернется домой.
"Надеюсь на это." — думает Гиви.
Лес никогда не спит. Одни теряют бдительность, другие пробуждаются ото сна. В многоцветном свете этот желто-оранжевый мир кажется самородным золотом, удивительным чудом, которое в Астероидстве могут найти лишь самые удачливые. Легкий ветер ласкает листья, а потом, усилившись, срывает самые слабые листья. Один из них проносится прямо у механической головы. Его размеры сопоставимы с половиной лица.
"Когда уже неделя пройдет?"
Табита вышла погулять по институту, тоже не уснувшему.
— Пойдешь?
— Нет. Я там уже был.